Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

Коллектив авторов

ние целого периода.

Те два театральных сезона были незабываемым, чу­

десным сном для всех, причастных снежным, ослепитель­

ным видениям Блока.

Вспоминая о наших вечерах, я вновь и вновь вижу

всех нас на розовом диване и шкуру белого медведя

перед камином, «а на завесе оконной золотится луч,

протянутый от с е р д ц а , — тонкий, цепкий шнур...».

Этот луч-шнур опутывает нас, но он такой неощути­

мый и не тягостный, он золотится

только на завесе окон­

ной, протянут от сердца пляшущих теней... масок.

В длинной сказке,

Тайно кроясь,

Бьет условный час,

В темной маске

Прорезь

Ярких глаз.

Нет печальней покрывала,

Тоньше стана нет...

— Вы любезней, чем я знала,

Господин поэт.

— Вы не знаете по-русски,

Госпожа моя...

432

Слова последних шести строк были сказаны Блоком

и Волоховой в действительности. И еще на вечере бу­

мажных дам Н. Н. подвела поэту брови, а он написал

об этом: «Подвела мне брови красным, посмотрела и

сказала: — Я не знала: тоже можешь быть прекрасным,

темный рыцарь, ты». Так почти во всех стихах «Снеж­

ной маски» заключены настоящие разговоры и факты

тех дней. Маски — пляшущие тени — в бездумном радост­

ном кружении не страшились «снов, обманов и видений»,

но сам поэт, вызвавший эти видения, испытывал по

временам тревогу:

Маска, дай мне чутко слушать

Сердце темное твое,

Возврати мне, маска, душу.

Горе светлое мое!

Среди веселья он ощущал страх перед своей Снежной

Девой:

И вновь, сверкнув из чаши винной,

Ты поселила в сердце страх

Своей улыбкою невинной

В тяжелозмейных волосах.

Смятение чувствуется в стихах «Снежной маски».

Его отношение к Волоховой различно — оно одинаково

только полнотой влюбленности. То он называет ее на­

смешницей, то обвиняет в том, что она «завела, сковала

взорами <...> и холодными призорами белой смерти преда­

ла», или говорит о «маках злых очей», а то: «Тихо смотрит

в меня темноокая». По существу она действительно, как

это знал наверное Б л о к , — простая, серьезная и строгая,

но не надо забывать, что тогда она находилась в своем

круге игры и носила маску Снежной Девы блоковской

поэзии. «Девичий стан, шелками схваченный», мерещив­

шийся поэту сквозь хрусталь стакана с красным вином,

вдруг реально появился среди театральных декораций.

По-настоящему вспыхнули «траурные зори — ее крыла­

тые глаза». Поэт сказал уже воплотившейся мечте:

«И ты смеешься дивным смехом, змеишься в чаше золо¬

той,

и над твоим собольим мехом гуляет ветер голубой».

Мария Андреевна Бекетова в своих воспоминаниях

о Блоке говорит про Волохову: «Кто видел ее тогда, в

пору его увлечения, тот знает, какое это было дивное

обаяние. Высокий, тонкий стан, бледное лицо, тонкие

черты, черные волосы и глаза, именно крылатые, чер-

433

ные, широко открытые «маки злых очей». И еще пора­

зительна была улыбка, сверкающая белизной зубов,

какая-то торжествующая, победоносная улыбка... Но стран­

но, все это сияние длилось до тех пор, пока продолжа­

лось увлечение поэта. Он отошел, и она сразу потухла».

То же самое мне говорила мать Александра Алексан­

дровича. Однако это неверно, верно одно, что Снежная

Дева потухла, ушла, но сама Волохова осталась той же

яркой индивидуальностью, как и до увлечения ею Блока.

Ее сверкающую улыбку и широко открытые черные гла­

за видели фойе и кулисы Художественного театра, где

она училась. Ее красота, индивидуальность там уже

были оценены по достоинству. Прекрасное лицо. Обая­

ние, чарующий голос, прекрасный русский говор, инте­

ресный ум — все, вместе взятое, делало ее бесконечно

обаятельной. Волохова сама была индивидуальностью

настолько сильной, что она могла спорить с Блоком. Она

часто противоречила ему, дальше я остановлюсь на этом.

Она сама была влюблена в Петербург и его мглу и огни,

и указывала на них поэту. Оба много гуляли и катались

по вечерам, и отсюда посвящение к «Снежной маске»:

«Тебе, высокая женщина в черном, с глазами крылатыми

и влюбленными в огни и мглу моего снежного города».

Этот период ярко отразился на творчестве поэта.

Чувство Волоховой было в высшей степени интеллек­

туальным, собственно — романтика встречи заменяла чув­

ство. Тут настоящей женской любви не было никогда. Она

только что рассталась со своей большой живой любовью,

сердце ее истекало кровью. Поэтому, когда с приближени­

ем Блока в ней проснулись Снежная Дева и захватываю­

щий интерес к окружающему, я очень обрадовалась.

Но здесь была двойственность: с одной стороны, глу­

бокое, большое чувство к отсутствующему, с другой —

двойственное, скорее интеллектуально-экстатическое отно­

шение к тому, что происходило в окружении Блока.

В эту эпоху она была особенно интересна, потому Блок

и называл ее падучей звездой и кометой. Наталия Ни­