Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
В 1900 году умерли одна за другой сначала наша ба
бушка, а потом и мама. Отец серьезно захворал и
уехал для лечения в Ялту, куда в октябре 1901 года по
следовала за ним и я. Из Ялты я писала Ал. Блоку и,
между прочим, послала ему в письме огромную души
стую розу. Он сейчас же ответил мне пространным
письмом, описывал мне свое времяпрепровождение, наст
роение и в конце, как сейчас помню, прибавил: «А роза
твоя великолепна,
грязной петербургской осени» 4.
В 1902 году в наш дом вошла мачеха, вечеринки па
ши прекратились, мы переехали с нашим Электротехни
ческим институтом на Аптекарский остров, и Ал. Блок
понемногу перестал бывать у нас.
Встретились мы с ним уже через много лет, когда
я после длительного пребывания в разных краях России
снова вернулась в Петербург.
93
Ал. Блок был в полном расцвете своего таланта, и
хотя мне очень хотелось видеть его, но я не решалась
быть назойливой и злоупотреблять нашим родством с
ним и старой дружбой, тем более что я слышала от
всех, что он живет совершенно уединенно, избегает но
вых знакомств и вообще «не любит людей».
Но вот мы, по случайному совпадению, оказались
однажды сидящими рядом в театре на представлении
оперы «Кармен». Надо было видеть, с какой теплотой,
сердечностью и простотой он, узнав меня, заговорил со
мной. Он, видимо, был искренно рад видеть меня, и его
интересовали все мелочи моей жизни. Вспоминали мы
без конца прежнюю жизнь, старые встречи, отсутствую
щих. Меня поразило, как мало он п е р е м е н и л с я , — тот же
прежний милый Саша Блок. Очень может быть, что под
влиянием детских и юношеских воспоминаний он ожи
вился и действительно помолодел. Верно лишь то, что в
следующую встречу мою с ним он совсем уже не пока
зался мне таким молодым. Между прочим, когда я про
сила его прийти ко мне, он мне прямо сказал с милой,
доброй улыбкой: «Не сердись, Сонечка, я вряд ли приду
к тебе, ведь я боюсь новых людей, я теперь дикий стал».
Конечно, я не стала настаивать. Новая встреча наша
произошла 1 января 1916 года. В тот момент я собира
лась вторично выходить замуж, но в виду многих об
стоятельств мы с мужем хотели устроить свою свадьбу
самым конфиденциальным образом, потихоньку от всех
многочисленных родных и знакомых, взяв только двух
самых необходимых свидетелей, но зато самых близких
нашей душе и из тех, которые умеют не болтать.
После встречи с Ал. Блоком я решила пригласить его
вторым свидетелем (первым был уже приглашен мой
родной брат H. Н. Качалов, горный инженер). С этой
целью я написала записку Ал. Блоку, прося его назна
чить мне свидание у него на квартире с тем, чтобы мы
могли с ним поговорить наедине. Я немедленно получи
ла ответ: «Приходи в такой-то час и день, сделаю все
так, чтобы нам никто не помешал».
Когда я пришла к нему в назначенное время,
Ал. Блок сам открыл мне дверь и сказал, что в кварти
ре, кроме нас, нет ни души. Он повел меня в свой ка
бинет, выходивший окнами на Пряжку, с удивительно
красивым и неожиданно для меня широким видом.
Узнав, с чем я пришла к нему, он очень был доволен.
94
Он радовался моему новому счастию, но больше все
го, по-моему, ему понравилась конспиративность, без
людность всего дела. Он сейчас же обещал приехать,
когда нужно, в церковь и благодарил за доверие, ему
оказанное. Затем мы около двух часов проговорили с
ним. Всем известно настроение Блока в ту эпоху. Помню
его фразу: «Как можно быть счастливым, когда кругом
такой ужас?» И когда я ему сказала, что оптимизм тем
и хорош, что всегда верит в выход изо всех самых
ужасных положений, он грустно сказал: «Я что-то из
верился». Между прочим, я рассказала ему, что недавно
была у А. А. Каменской, председательницы Спб. теософ
ского общества, и меня поразила обстановка ее прием
ной: все стены задрапированы какими-то голубыми
с серебром тканями, в конце комнаты стоит стол, покры
тый тоже голубой тканью, на столе стоят серебряные
тройные к а н д е л я б р ы , — вообще во всем чувствуется си
муляция красоты и какого-то нарочитого настроения.
Между тем, подойдя к окну этой приемной, я увидела
вывеску самой дрянной грязной мелочной лавчонки.
Ал. Блок с некоторым раздражением заметил: «Веч
ная глупость — искание красоты в каких-то искусствен
ных внешних формах, а между тем красота всюду, во
всех проявлениях повседневной жизни, надо только
уметь найти ее. Ты думаешь, в этой вывеске мелочной
лавчонки нет красоты? В ней гораздо больше красоты,
чем в этих голубых тканях, потому что в ней жизнь и
правда, а в голубых тканях — ложь».
Совершенно случайно, по болезни одного из моих
ребят, наше таинственное венчание пришлось отложить,