Александр Дюма
Шрифт:
Решительно экзотика такого рода не прельщала читателей, ожидавших чего-то другого от фокусника, который успел к этому времени вытащить столько чудес из своего волшебного баула. Но что же он может предложить им сейчас, чем привлечь? Дюма тщетно ломал голову – он ничего не мог придумать. Ида, полностью поглощенная своим романом с юным князем Виллафранка, тоже ничем не могла помочь мужу в поиске новых сюжетов.
Впрочем, ему все равно следовало заняться наиболее неотложными делами, и Александр снова отправился в Париж, на этот раз для того, чтобы самому прочесть художественному совету Французского театра «Барышень из Сен-Сира». Наконец-то хоть одна хорошая новость! 20 апреля пьеса была принята единогласно и роли распределены, несмотря на легкий зубовный скрежет мадемуазель Доз, которая не могла простить Александру того, что он отдал главную роль ее сопернице, «гадюке» Анаис. Устав от закулисных склок, Дюма уехал в Италию, предоставив Левену заботу о том, чтобы в его отсутствие следить за ходом репетиций.
Едва он добрался до Флоренции, как к нему явился ненавистный призрак –
Александру пришлось еще некоторое время пробыть во Флоренции, чтобы переработать рукопись Поля Мериса, в которой рассказывалось о приключениях Бенвенуто Челлини при дворе Франциска Первого. В результате получился отличный, вполне коммерческий роман под названием «Асканио». Однако, перечитывая текст, слегка им исправленный, Дюма по-прежнему чувствовал, что из-под его пера вышел отнюдь не тот шедевр, которого ждет от него потомство. Может быть, лучше все брать из собственной головы, а не приспосабливать чужие сочинения? Вот только, работая на грядке, уже вскопанной предшественниками, можно сберечь так много времени! И разве от этого откажешься, когда ты писатель, у которого каждая минута на счету?
Дюма снова подумал о том, что нечего ждать триумфа в Париже, продолжая жить в Италии. Ида-то, конечно, с удовольствием задержалась бы во Флоренции еще на несколько месяцев – да и как ей не хотеть остаться в этом городе, где она нашла любовника себе по вкусу! Но Александр сгорал от нетерпения. Супруги пришли к компромиссу. Он уедет один – дав жене возможность сполна насладиться последними ночами с Виллафранка. Впрочем, Ида пообещала, что очень скоро приедет к мужу во Францию, хотя на самом деле он втайне мечтал, чтобы Ида навсегда осталась в Италии, просто пока еще не мог решиться на открытый разрыв: ему казалось, что общественное положение писателя предписывает ему соблюдать осторожность. Ну что сказали бы, например, господа из Французской академии, узнав о том, что он собирается разводиться? Конечно же, он вполне способен еще какое-то время потерпеть сварливую и неверную жену, если эта жертва увеличит его шансы вступить под своды Академии, присоединившись к Виньи, Ламартину, Гюго… Кстати, раз уж речь зашла о Гюго, – милый Виктор только что, 7 марта 1843 года, пережил сокрушительный провал своих «Бургграфов». Не следует ли считать это событие предвестником неминуемого заката романтизма в театре? Похоже, тот же самый романтизм куда лучше приживается в романах. Стало быть, именно здесь и надо стремиться использовать его рецепты. А значит – курс на Париж и на исторический роман!
Первая большая остановка на обратном пути – Марсель. Едва прибыв в этот город, Александр отправился в муниципальную библиотеку, чтобы увидеться с Жозефом Мери, царствовавшим среди километров заполненных книгами полок. Пока друг, выполняя свои обязанности главного хранителя, куда-то отлучился, Дюма, перебирая ряды томов, случайно наткнулся на «Мемуары господина д’Артаньяна, капитан-лейтенанта Первой роты королевских мушкетеров». Эти недостоверные воспоминания вроде бы обязаны были своим появлением на свет воображению Гасьена де Куртиля де Сандра. Александр пролистал книгу, и с первых же страниц его посетило озарение. Несомненно, тот, кто умеет читать между строк, найдет здесь богатый материал для романа! Можно ли ему взять с собой этот том? Мери не имел ничего против, и Александр дрожащей рукой лихорадочно заполнил библиотечную карточку. И сразу ушел, прижимая к себе добычу. Кстати, книгу он так навсегда и забудет вернуть…
В тот же вечер они с Мери ужинали в Прадо – их пригласил граф Валевски. Во главе стола сидела любовница графа, великая актриса Рашель, пайщица Французского театра. Сидя напротив этой женщины, любуясь ее такой строгой и такой загадочной красотой, Александр поддался обычному своему безотчетному желанию обольщать. Актриса смотрела на него чуть насмешливо, а он разошелся вовсю, он сыпал остротами,
Из Парижа, куда Дюма приехал обезумевшим от любви, он слал Рашель полные страсти письма. Но она не отвечала. Он не унимался: «Я люблю вас, Рашель, я очень люблю вас, и это настолько правдиво, что сейчас, когда я вам пишу, я вслух повторяю эти слова самому себе, чтобы слышать, как я произношу их». Как объяснить подобную безучастность женщины, которая, казалось, недавно была полностью в его власти? Сердится ли она из-за того, что он пишет ей? Узнала ли она за это время что-то неприятное о нем? Надеясь победить сдержанность актрисы, Александр вложил между страниц последнего своего письма засушенные цветы, считая, что ни одна женщина не может устоять перед подобным знаком внимания. Но… получил резкий ответ Рашель: «Я надеялась, что моего молчания будет достаточно для того, чтобы доказать вам: вы плохо обо мне судили; этого не случилось; стало быть, я вынуждена просить вас о прекращении переписки, которая не может не быть для меня оскорбительной, которая и впрямь оскорбительна для меня. Вы пишете мне, сударь, что не посмели бы повторить мне вблизи того, что вы мне пишете; мне остается лишь сожалеть о том, что издали я не внушаю вам того же уважения, что и вблизи». Александр не привык к тому, чтобы женщина, которую он почтил своим выбором, так его одергивала. «Поскольку вы непременно этого хотите, – пишет он в ответ, – остановимся на этом, на будущее часть пути уже пройдена». И подписывается: «Ваш поклонник, но прежде всего – ваш друг».
Однако на этот раз он имел дело с сильным противником. Рашель вернула ему письмо с такой припиской: «Возвращаю вам две строчки, которые вы не побоялись мне послать; когда женщина решает ни к кому не обращаться за помощью, у нее нет другого способа ответить на оскорбление; и, если я ошиблась в ваших намерениях, если эти две строки слетели с вашего пера среди ваших многочисленных занятий лишь по недосмотру, вы, безусловно, будете счастливы получить их обратно».
Пилюля была более чем горькой, но Александр проглотил ее, не поморщившись. Да и вообще он уже позабыл о своей внезапно вспыхнувшей страсти к Рашель, потому что теперь его интересовали только душевные и внешние достоинства юной Анаис – той самой «гадюки Анаис», которой он отдал главную роль в пьесе «Барышни из Сен-Сира». Именно с ней он задул 24 июля 1843 года сорок одну свечку на своем именинном пироге.
На следующий день во Французском театре состоялась премьера «Барышень». Зал был полон, несмотря на то, что над Парижем повисла тяжелая, удушливая жара. Банальная и искрометная пьеса позабавила зрителей, и только критики ворчали, считая автора чрезмерно плодовитым, осыпая упреками за «удручающую пустоту этого дивертисмента». Жюль Жанен, наиболее авторитетный из критиков, назвал пьесу «пошлой и недоделанной комедией» и предсказал, что, «если это убожество будет по-прежнему возникать на сцене, придется закрыть Французский театр». Александр, несмотря на то что кожа у него была выдублена долгим опытом, не выдержал и написал в «La Presse» 30 июля: «Как! Господин Жанен, вы уничтожаете мою комедию так же, как уничтожили мою трагедию! Вы, во время действия болтавший в коридоре с коллегами! И вы еще удивляетесь тому, что ничего не поняли!» Жюль Жанен, в свою очередь, обиделся: критиковать критика – для писателя это преступление, равное оскорблению его величества! Впрочем, разве Дюма – истинный автор пьесы, которую осмеливается защищать? Все знают, что у нее «тридцать шесть отцов», и все они неизвестны. Александр вышел из себя: для того чтобы ответить на подобное обвинение, одного пера недостаточно, тут потребуются шпага или пистолет! Он послал к обидчику секундантов. Но Жюль Жанен, бестрепетный перед чистым листом, отчаянно струсил, когда его вызвали на поединок. С той же поспешностью, с какой только что громил, он взял свои слова обратно, извинился перед Александром, заверил его в своем неизменном уважении и в дружеских чувствах и пообещал впредь быть более умеренным в суждениях. К тому же, несмотря на то что лето было в разгаре, «Барышни из Сен-Сира» делали сборы: в том году было дано тридцать шесть представлений!
Ободренный успехом Александр перебрался на новую квартиру в доме 45 по улице Монблан, [72] нанял в качестве секретаря обаятельного бездельника, собственного племянника Альфреда Летелье, [73] и, разложив по местам книги и рукописи, приготовился вновь завязать тесные отношения с Парижем, его салонами, его газетами и его женщинами. Все осложнило внезапное появление Иды. Она неожиданно решила покинуть Италию, чтобы занять свое законное место рядом с мужем, великим французским писателем.
72
Будущая улица Шоссе-д’Антен. (Прим. авт.)
73
Сын его сестры, Мари-Александрины-Эме. (Прим. авт.)