Александр Грин. Зябкое сердце

Володихин Дмитрий Михайлович

– Жила-была маленькая девочка. А неподалеку от нее жил чеканщик слов...

Она говорила о древнем приморском городе, видя его совершенно отчетливо: стены с зубчатыми башнями, богатые кварталы на холмах, лачуги у самого порта, рынок, ратуша... От главных ворот разбегались дороги.

Вот мощеные пути, по которым в беспокойные времена передвигались войска, вот добрые купеческие тракты с глубокими колеями. А вот петлистая, то исчезающая, то вновь появляющаяся на карте и на земле узкая ленточка полузабытой дороги, ведущей из столицы в край горных монастырей и заброшенных замков. По ней любят ходить книжники. Они бродят парами - учитель с учеником - и забираются в сущую глушь, отыскивая там рукописи давних эр. Шагают мимо лугов и болот, переплывают на лодках лесные озера, пересекают безлюдные чащобы, идут без отдыха, под пение птиц и шорохи дождей. Вот они добрались до места. В комнате плавает печной жар, но его недостаточно. Сев за стол, заваленный рукописями, два путника долго отогреваются горячим чаем и теплым вином. Затем неспешно принимаются за дело, работают долго, не жалея себя, и вдруг среди ветхих палимпсестов отыскивают истинное сокровище...

Голос Ольги принял интонации, слышанные ею сотни раз. Слова ткались сами собой, ей не приходилось над ними задумываться ни на миг. Звуки и запахи комнаты, где два книжника склонились над харатейной хроникой о временах царей и героев, отступили. Мир сказки, явившейся к ней сразу, во всей яркости и силе, выплескивался теперь, не требуя умственных усилий. Рядом с ним, затмевая его зыбкие черты, возник иной мир: только

для нее самой и человека, умиравшего у ее коленей.

Она представляла себе, что идет по бесконечной кленовой аллее рука об руку со сказочником. Клены роняют червонное золото, под ногами шуршит живая фольга. Ворон почти недвижно сидит на ветке, лишь голова его медленно поворачивается, медленно, очень медленно, медленно-медленно... взгляд птицы едва успевает провожать их. Тишь. Лист не шевельнется, ни шороха не издаст, не шепнет. Ветер застыл, воздух стоит. Они идут долго, им некуда торопиться, они счастливы. Над ними - прозрачное высокое небо ранней осени, и солнце еще бело и нежно. Он слушает ее. Она негромко роняет слова в листвяной ковер, и звуки ее речи обретают цвет, вес, форму, обращаясь в кружево. Вкруг них кружит кружево сказки, затворяя двери от непокоя.

Ах!

Ольга останавливается на полуслове: что-то изменилось. Ее сознание покидает кленовую аллею и возвращается в больничную комнату. Звук? Какой-то звук? Кто-то включил свет?

Нет.

Она поняла не сразу.

Теперь ее пальцы, сжимавшие его ладонь, чувствовали ответное пожатие и тепло. Она не могла собраться с мыслями, она не знала, что теперь делать. Позвать врача? Растормошить сказочника? Дать ему лекарство? Да где его лекарства! Не разберешь...

Из-за двери доносились посторонние шумы. Поэтому она не столько услышала, сколько угадала, глядя на его губы, одно только слово:

– Про-дол-жай.