Александр Грозный. Исчадия Ада
Шрифт:
— Да-да… Понимаю вашу озабоченность и ухожу-ухожу-ухожу.
Санька, делая шаги в сторону, постепенно исчез из вида, а Устинов ещё какое-то время стоял и глядел на те кусты, за которые нырнул его встречный-поперечный. Потом всё-таки он прошёл по следам Саньки и ещё дольше стоял над последним его следом. А Санька в это время смотрел на Устинова из ноосферы, куда затянул и своё тело.
Глава 18
— Вот такое дело! Да-а-а…
Санька завис в ноосфере своего «старого мира» и в переносном смысле, и в прямом. Ну, в смысле не совсем завис, а просто не хотел шевелиться, то есть хотел поразмышлять над тем,
По крайней мере Санька не ощущал в себе никакого дискомфорта. Солнечная энергия так же втекала в него и он мог ею делиться. Например, с Устиновым, которому он передал немного своей силы. Подуставший был Вячеслав Юрьевич блужданием по лесу, да и злоупотребили мужички, видимо, накануне водочкой, вот и дышал он совсем тяжело.
Санька раньше не знал от этих мужиков грубости, хамства и пренебрежения, хотя по финансовому статусу они были значительно богаче него. Да были они владельцами лесных угодий, а он — так, почти опустившийся в бытовом плане пенсионер, зарабатывающий себе на жизнь охотой на их территории, а значит тоже человек грубо говоря «подчинённый», зависимый. Однако он не видел у них чванливости по отношению к себе. Ели вместе, пили вместе, и беседовали на разные темы.
— Надо же, как кто-то распорядился, — хмыкнул мысленно Санька. — Из грязи, да в князи! Точнее и не скажешь.
Он имел ввиду, что в том мире он — царь земли Русской, а тут был кем? Да, никем.
— А кем тут становятся пенсионеры, если работать не могут и денег на «дожитие», мать его, не накопили? Можно, конечно не пить, но разве ж вынесет душа такое унижение, если не пить? Всю жизнь, ведь добросовестно трудился на государство. Неужели всего-то и наработал, что на пенсию в пятнадцать тысяч рублей?
От таких мыслей у Саньки сразу защемило сердце и сразу захотелось выпить. А от Устинова устойчиво распространялся плотный запах алкогольных испарений.
— Как же он охотится? — подумал Санька и тут же сам себе ответил, улыбнувшись. — Да не охотится он. Отдыхает. По лесу бродит. Хорошо в июньской тайге.
Обилие зелёных оттенков от нежно зелёного до насыщенного тёмного радовало глаз, а присутствие запахов разноцвета разрывало лёгкие, заставляя вдыхать грудью как можно глубже. Стрекот насекомых и пересвист птиц добавляли телу приятных ощущений, наполняя мозг раздражающей информацией. В данном случае — приятно раздражающей. Даже усталость, жара и обилие кровососущих насекомых, пытающихся впиться в человеческое тело, тоже выступали в качестве необычного раздражителя, хоть и неприятного, но нового и временного, а потому тоже в последствии вспоминавшегося с улыбкой. Как неотъемлемый элемент сценария. Многие мужики, выезжавшие в тайгу так и говорили: «Хочется упасть лицом в муравейник».
Санька много повидал разных «охотников» до таёжного отдыха, и эти мужики: Устинов, Селиванов, Яковенко и их приятели были не худшими их образчиками. Чтили, они, так сказать, «покон». Не злоупотребляя своим присутствием в тайге и ведя себя исключительно пристойно. Это даже по меркам Саньки, бывшим когда-то и лесником и охотоведом.
— Э-э-х, хорошо-то как, — проговорил Санька. — Ружьишко бы и походить по этому лесу.
Тут Саньку словно оглоблей по голове ударило. Ружьишко-то хорошо было бы и в тот мир перенести, если можно, конечно. Если бы получилось сие, то это было бы ну очень интересно и полезно. И не ради войны. Где ему взять столько оружия, чтобы можно было укомплектовать войско? Нет!
— Ха! — воскликнул Санька возрадовавшись. — А ну ка, ну ка… Где тут моя мелкашечка прикопанная.
Не зря ведь он, Санька, умер именно на этом месте. Тут схрон его был. Чуть в сторонке от пенька ручей протекал, а у ручья камень лежал. Большой такой камень-валун… Рядом с ним лежал камешек чуть поменьше, что прикрывал дыру, прокопанную Санькой и идущую глубоко под валун. Там и лежала его незарегистрированная мелкокалиберная винтовка, доставшаяся ему от его напарника-охотника.
— Поржавела наверное, — проговорил, недовольно скривившись, Санька.
Он дождался, пока человек из этого мира уйдёт и снова сам материализовался в этом мире, но уже возле камня. Ощупав валун, до конца не веря тому, что сам такой же материальный, как и он, Санька легко сдвинул камень и сразу увидел торчавший из под валуна промасленный брезент ружейного им самим сшитого чехла.
Винтовка, почищенная и смазанная, находилась на месте. Он её редко брал на путик, больше доверяя обычной «горизонталке» двенадцатого калибра. Той и белку, годной на приманку для соболя, можно «бахнуть», и рябчика с глухарём, и от тигра отбиться, если не повезёт с ним встретиться. Один ствол обычно был заряжен патроном с мелкой дробью, другой — патроном с пулей-жаканом. Патрон последней надежды, так называл его Санька. Ведь этот латунный патрон был снаряжён таким количеством пороха, что легко сажал на задницу даже сто килограммовых мужиков. Шутил иногда так Санька с особо неприятными ему субъектами, приехавшими в тайгу «побарогозить», а не отдохнуть.
Однако, где сейчас его двустволка-горизонталка Санька не знал. Припрятали мужики, скорее всего. А может и отдали полиции.
— Смотря кто нашёл меня. — размышлял Санька. — Если молодёжь, вроде Устинова или Санечки Яковенчика, то, скорее всего, отдали, Яковенко — юрист, не нужны ему тёрки с ментами, а если матёрый Петрович или Вовчик, то они навряд ли отдали правоохранителям ствол. В тайге стволов много не бывает. Скорее всего, кто-то из них, Петрович или Вовчик, по моему путику и пошёл, когда не вернулся я в барак. И запрятали, скорее всего, ружьишко в том старом бараке, где я и обитал. Найдут при обыске, так и чёрт с ним с ружьецом. Хозяин спрятал. А не найдут — так и ладно.
Вытащив из чехла и осмотрев ствол изнутри, Санька изъяна не обнаружил и невольно машинально взял из промасленного мешочка патрон, вставил его в патронник ствола. Потом он дослал затвор, прижал приклад к плечу, поймал в прицел какую-то «метку» на стволе дерева, стоящего на берегу ручья метрах в тридцати и нажал на спусковой крючок. Треснул выстрел и Санька своим изменённым зрением увидел, что пуля попала точно в цель.
— Славян! — тут же раздался крик. — Мы же договорились не стрелять!
Устинов или не ответил, или ответил, да Санька его не услышал. Видимо его напарник был ближе к Саньке и Санька от неожиданности «задёргался», не зная, что делать. Подхватив чехол с всунутой в него винтовкой и мешочком с патронами, Санька быстро перешёл в ноосферу этого мира.
— Ты смотри ка, получилось, — отметил он, видя, что из материального мира винтовка с патронами исчезла, как, кстати, и из его рук. Предметы, которые он брал с собой в тонкий мир для перемещения, в ноосфере куда-то исчезали и проявляясь только после того, как их выложат в мире обычном. Хотя, это если он сразу перескакивал в «эфирное» состояние, а если «таял» постепенно, то мог и сохранить их в своих руках. Так он иногда подшучивал над кем-нибудь разбрасывая хлеба молящимся, как, например, над Кирилловскими монахами.