Александр I
Шрифт:
Мария Антоновна родилась в 1779 году и была полькой по происхождению (урожденной княжной Святополк-Четвертинской) и женой обер-егермейстера Дмитрия Львовича Нарышкина.
Французский биограф Александра Анри Валлоттон пишет, что у императора "было три страсти: парадомания, Мария Нарышкина и дипломатия. Полностью он преуспел лишь в третьей".
Дело в том, что и роман с Нарышкиной закончился для Александра расставанием, одной из главных причин которого была неверность любвеобильной княжны. И император потом не стремился сводить счеты ни с ней, ни с ее многочисленными поклонниками. Он лишь стал говорить:
— Я не верю никому. Я верю лишь в то, что все люди — мерзавцы.
Но до этого пока было далеко. Пока интимная связь царя и жены обер-егермейстера, длившаяся долгие годы и не скрывавшаяся при дворе, несомненно, оскорбляла чувства Елизаветы Алексеевны.
А Нарышкина беспечно хвасталась перед ней своей очередной беременностью.
В июне 1804 года императрица писала своей матери:
"Говорила ли я вам, любезная мама, что впервые она бессовестно сообщила мне о своей беременности, которая была еще столь ранней, что я при всем желании ничего бы не заметила. Я нахожу, что для этого нужно обладать невероятной наглостью. Это произошло на балу, и ее положение было не так заметно, как теперь. Я разговаривала с ней, как со всеми остальными, и осведомилась о ее здоровье. Она ответила, что чувствует себя не совсем хорошо: "Так как я, кажется, беременна" <…>. Она прекрасно знала, что мне небезызвестно, от кого она могла быть беременна. Не знаю, что будет дальше и чем все это кончится; знаю только, что я не стану убиваться из-за особы, которая того не стоит, ведь ежели я до сих пор не возненавидела людей и не превратилась в ипохондрика, то это просто везение".
В шестнадцать лет Мария Антоновна стала Нарышкиной после брака с 37-летним князем Д.Л. Нарышкиным. Это была блестящая партия. Ведь Нарышкины — это родственники императоров, а Наталья Кирилловна Нарышкина была второй женой царя Алексея Михайловича и матерью самого Петра I. И тут же она была пожалована во фрейлины. Зимой Нарышкины жили в своем доме на Фонтанке, а летом — на даче в Колтовской слободе. Жили они с чрезвычайной роскошью, очень открыто, принимали у себя весь город, давали блестящие праздники и балы. Красота Марии Антоновны была "до того совершенна", что, по словам не щедрого на похвалы Ф.Ф. Вигеля, "казалась невозможной, неестественной".
Историк Я.Н. Нерсесов называет ее "божественно красивой". Он пишет, что "при виде Нарышкиной все мужчины просто ахали и потом долго помнили первую встречу". А В.Н. Балязин утверждает, что она "была безоговорочно признана первой красавицей России".
И вот на эту красавицу обратил внимание Александр. И в скором времени их отношения вылились в подобие второй семьи. Хотя официально Александр и был женат, но его отношения с Нарышкиной длились, как утверждают, пятнадцать лет. И, по слухам, они нажили несколько детей, не доживших до зрелого возраста.
А потом Нарышкина, видимо, стала тяготиться своим положением и порождаемыми им кривотолками. Она, как утверждают некоторые очевидцы, "сама порвала ту связь, которую не умела ценить". То есть, по сути, эта экстравагантная дама не только изменила мужу с Александром, но и императору тоже! И до того конечно же дошли слухи, что она изменяет ему "то с князем Гагариным, высланным за это за границу, то с генерал-адъютантом графом Адамом Ожаровским, а потом и с множеством других ветреников и волокит".
М.А. Нарышкина. Неизвестный художник
Так ли это? Кто знает…
Во всяком случае, единственного сына Нарышкиной Эммануила, появившегося на свет в 1813 году, принято считать рожденным от связи с Г.И. Гагариным.
Всего же у нее было шестеро детей, из которых трое скончались в младенческом возрасте, все они официально считались детьми Д.Л. Нарышкина. При этом практически общепринятым является мнение, что отцом обеих Елизавет (первая умерла в 1803 году, а вторая — в 1804 году) и Зинаиды (она умерла в 1810 году) был император Александр. Его же считают и отцом Софьи, родившейся в 1808 году.
Кстати, Д.Л. Нарышкин называл своим ребенком лишь Марину, родившуюся в 1798 году.
После прекращения любовной связи с императором Мария Антоновна не потеряла его благосклонности, но уехала в 1813 году из России и проживала большей частью в Европе.
Ее дочь Софья отличалась слабым здоровьем, и по рекомендации врачей она жила на водах в Швейцарии и Германии, регулярно наведываясь в Париж и Лондон. Когда она умерла в 18-летнем возрасте от чахотки, несчастнее человека, чем Александр, казалось, не было во всей России.
А тем временем императрица Елизавета Алексеевна находила себе утешение в чтении книг, и постепенно ее кабинет превратился в серьезную библиотеку. Единственное, что ей оставалось, — это терпеть.
Великая княжна Екатерина Павловна. Художник Ф.-С. Штимбранд
Драматические события 1812 года вынудили ее отвлечься от личных переживаний, вызвали в ней небывалый подъем духа и подвигли ее к совершенно новой деятельности: она окончательно отказалась от внешних почестей и блеска, посвятив все свое время делам благотворительности.
Приближенная к императрице фрейлина С.А. Саблукова (Мадатова) потом вспоминала:
"Государыня отличалась замечательной самоотверженностью. Так, например, она постоянно отказывалась брать миллион дохода, который получают императрицы, довольствуясь 200 тысячами. Все 25 лет император уговаривал ее брать эти деньги, но она всегда отвечала, что Россия имеет много других расходов, и брала на туалет, приличный ее сану, всего 15 тысяч в год. Все остальное издерживалось ею исключительно на дела благотворительности в России и на учреждение воспитательных заведений".
В годы войны Елизавета Алексеевна мало виделась с императором Александром, потому что он почти постоянно находился при армии. При этом, по складу своего характера склонная к отрешению, она думала о том, чтобы закончить жизнь где-нибудь в тихом уединении, но обязательно в России.
Ее отчаяние усилилось вследствие нового постигшего ее несчастья. Маленькая Лиза Голицына, которую она воспитывала после смерти Н.Ф. Голицыной и которая неотлучно при ней находилась, заболела и в декабре 1816 года умерла. Это новое горе воскресило в ней воспоминания о собственных дочерях, и она, как принято сейчас говорить, "сломалась".