Александр I
Шрифт:
Специально исследовавший этот вопрос историк К.В. Кудряшов рассказывает:
"За время своего пребывания в Сибири Федор Козьмич ни разу не открыл тайны своего происхождения, всячески избегая разговоров на эту тему. Изредка высказывал он неопределенные замечания, наводившие на мысль, что он человек непростого происхождения. А.С. Оконишникова, дочь Хромова, любимица старца, рассказывает: "Однажды летом (мы жили в Томске, а старец — у нас на заимке, в четырех верстах от города) мы с матерью приехали на заимку к Федору Козьмичу Был солнечный день. Подъехав к заимке, мы увидели Федора Козьмича гуляющим по полю по-военному, руки назад, и марширующим. Когда мы с ним поздоровались, то он нам сказал: "Панушки, был такой же прекрасный солнечный день, когда я отстал от общества. Где был и кто был, а очутился у вас на полянке". Старец как-то заметил о себе, что носил он "шпорные" сапоги: с этим намеком на его прежнюю военную службу вполне согласуется известие о том, что не раз наблюдали, как старец один в лесу "командовал". Вопреки известию о том, будто старец намеками давал понять, что он Константин Павлович, более надежный биограф старца (Мельницкий) [13] решительно утверждает, что Федор Козьмич не обнаруживал никаких признаков самозванства и ни Константином, ни Александром себя не называл".
13
М.Ф. Мельницкий опубликовал статью о Федоре Кузьмиче в журнале "Русская старина" за 1882 год. В статье говорится: "Переходя из деревни в деревню, Федор Кузьмич делал все, что только может делать хорошо воспитанный и образованный человек, поставленный в необходимость жить в массе неразвитого крестьянского населения. Он учил крестьянских детей грамоте, знакомил со Священным Писанием, с географией и историей. И во всем этом не было ничего тенденциозного, преувеличенного <…>. Взрослых он увлекал религиозными беседами, занимательными рассказами из событий отечественной истории, в особенности о военных походах и сражениях <…>. Тонкое понимание человеческой натуры и в особенности духовной стороны ее в связи с необыкновенным даром слова позволяли ему исцелять душевные недуги, подмечать и указывать слабые стороны человека, угадывая иногда тайные намерения, что в связи с его образом жизни, умением общаться с больными, облегчить их страдания возвысили его в глазах простого народа и возбудили о нем впоследствии, как о великом угоднике Божьем, всевозможные толки далеко за пределами его местопребывания".
Отмечая "Записки" купца С.Ф. Хромова, у которого жил Федор Кузьмич, К.В. Кудряшов рассуждает так:
"Остается дать оценку "Запискам" Хромова и рассказам о Федоре Козьмиче. Старец жил на заимке у Хромова с конца 1858 года и до своей смерти. Ревностный почитатель старца, Хромов, составил любопытные "Записки" о его жизни, которые легли в основу всех сказаний и легенд о таинственном старце. Беглый анализ "Записок" выясняет, что начаты они и в существенной своей части написаны в 1864 году; затем Хромов продолжал их из года в год, с перерывами, записывая и то, что с ним самим случилось, и то, что ему вспоминалось о старце из прошлого. Есть следы того, что он просматривал написанное и, по крайней мере два раза, вносил незначительные поправки. Таким образом, под наиболее свежим впечатлением занесены только события 1863 и 1864 годов из жизни старца. Пользоваться "Записками" надлежит очень осторожно и доверять их сведениям нельзя. Хромов в своих "Записках" задается целью убедить читателя в святости и праведной жизни Федора Козьмича; неудивительно, что из 105 параграфов "Записок" более половины их (61) посвящены описанию чудес и прозорливости старца при крайней скудости данных о личности самого Козьмича".
И вывод К.В. Кудряшова однозначен:
"Резюмируя оценку "Записок" Хромова, я думаю, что в основе своей сведения о личности Федора Козьмича не вымышлены, но так искажены тенденцией Хромова к прославлению старца, что полагаться на них нельзя".
Как бы то ни было, могила загадочного старца надолго стала местом паломничества. Во время путешествия по Сибири на могиле Федора Кузьмича побывал даже будущий император Николай II.
Естественно, легенда эта имела своих ярых противников и почитателей. Среди тех, кто верил в ее подлинность, были Л.Н. Толстой, великий князь Александр Михайлович, историк князь В.В. Барятинский. Например, последний, будучи серьезным исследователем этой загадки, считал, что император Александр воспользовался своим пребыванием в Таганроге и легким недомоганием, чтобы привести свой план в исполнение. Он скрылся, предоставив хоронить чье-то "чужое тело".
А вот биограф Александра I великий князь Николай Михайлович относился к этой гипотезе с иронией. Он, например, заказал анализ почерков Александра I и старца Федора Кузьмича, и данные этого сличения почерков оказались весьма противоречивы. Тем не менее, вопреки мнению великого князя Николая Михайловича, тождество почерков признал занимавшийся этим вопросом известный юрист А.Ф. Кони, который высказался по этому поводу совершенно категорично: "Письма императора и записки странника писаны рукой одного и того же человека".
При этом даже великий князь Николай Михайлович, определяя довольно узкий круг лиц, которые могли быть причастны ко всем перипетиям последних дней правления Александра I, допускает, что при желании такой состав "соучастников" вполне мог организовать "исчезновение" императора.
Следует отметить, что вся эта легенда появилась на основании недостоверного свидетельства о том, что при вскрытии гробницы Александра I в Петропавловском соборе обнаружилось, что она пуста и что в нее якобы в присутствии императора Александра II и министра двора графа Адальберта было положено тело длиннобородого старца. При этом всем присутствовавшим при этой церемонии якобы было приказано строго хранить тайну, а служители, получившие щедрое вознаграждение, затем были разосланы в разные концы России.
Интересно также отметить, что многие современники отмечали поразительное внешнее сходство Александра и Федора Кузьмича, а также то, что последний живо напоминал царя возрастом, выправкой, манерами, знанием иностранных языков и осведомленностью о жизни двора.
Одним из первых, кто описал легенду о сибирском отшельнике, был князь Н.С. Голицын, который опубликовал ее в журнале "Русская старина" за ноябрь 1880 года.
Как пишет в своей книге "Александр I" А.Н. Сахаров, "данная легенда ставится под сомнение сохранившимися бюллетенями о течении болезни царя и многими другими официальными документами, письмами, воспоминаниями, донесениями лиц — свидетелей его кончины. И тем не менее вера в эту легенду сохраняется и поныне".
Этот же автор рассуждает так:
"Разгадывание такого рода тайны и не претендует на быстроту и однозначность ответов, здесь важны каждая мелочь, каждое, пусть и спорное, новое наблюдение".
Естественно, окончательно решить вопрос о тождестве Федора Кузьмича и императора Александра и о "перевоплощении" императора могла бы генетическая экспертиза, но ее пока не проводили.
В свое время известный ученый И.С. Шкловский обратился с таким предложением к М.М. Герасимову, знаменитому антропологу, прославившемуся реконструкцией скульптурных портретов исторических деятелей по их черепам.
— Есть одна проблема, Михаил Михайлович, — сказал Шкловский, — которую можете решить только вы. Все-таки вопрос о реальности старца Федора Кузьмича совершенно неясен. Обстоятельства смерти Александра I покрыты тайной. С чего это вдруг здоровый молодой (47 лет!) мужчина, так странно державший себя в последние годы своего царствования, совершенно неожиданно умирает в забытом Богом Таганроге? Тут, может быть, и не все ладно. И кому, как не вам Михаил Михайлович, вскрыть гробницу императора, которая в соборе Петропавловской крепости, восстановить по черепу лицо покойного и сверить его с богатейшей иконографией Александра I? Вопрос будет раз и навсегда снят!
Герасимов в ответ лишь засмеялся:
— Ишь ты, какой умник! Я всю жизнь об этом мечтал. Три раза обращался в правительство, прося разрешения вскрыть гробницу Александра I. Последний раз я сделал это два года тому назад. И каждый раз мне отказывают. Причин не говорят. Словно какая-то стена!
И в самом деле, он трижды начиная с 1951 года безуспешно обращался к правительству с запросом на обследование гробницы императора Александра I в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга, а также склепа-усыпальницы старца Федора Кузьмича в Томском Богородице-Алексиевском монастыре. Но разрешения от властей он так и не получил.
И.С. Шкловский был удивлен. Ведь наверняка причиной отказа была не этика. Ведь не постеснялись же вскрыть гробницу Тамерлана в июне 1941 года. И вскрыли гробницу Ярослава Мудрого в Софийском соборе, и патриарха Никона в Ново-Иерусалимском монастыре, и многих других…
Описанный выше разговор с М.М. Герасимовым происходил в 1968 году. А десять лет спустя Шкловский познакомился с одним человеком, который рассказал ему, что в молодости участвовал во вскрытии могил русской знати.
"Как хорошо известно, — пишет И.С. Шкловский, — во время голода 1921 года был издан знаменитый ленинский декрет об изъятии церковных драгоценностей. Значительно менее известно, что в этом декрете был секретный пункт, предписывавший вскрывать могилы царской знати и вельмож на предмет изъятия из захоронений ценностей в фонд помощи голодающим. Мой собеседник — тогда молодой балтийский моряк — был в одной из таких "гробокопательных" команд, вскрывавших на Псковщине в родовом поместье графов Орловых их фамильный склеп. И вот, когда вскрыли гробницу, перед изумленной занятой кощунственным делом командой предстал совершенно не тронутый тлением, облаченный в парадные одежды граф. Особенных сокровищ там не нашли, а графа выбросили в канаву".