Александр II. Весна России
Шрифт:
Возможно, Александр II вспомнил тогда своего отца Николая I, отмечавшего ежегодно разгром декабристов, собирая вокруг себя всех высших чинов армии, которые принимали участие в подавлении восстания. С одним лишь отличием: будучи демократичнее отца по натуре, Александр II хотел, чтобы это было общенародным празднованием, а не частным собранием, ограниченным кругом наиболее приближенных лиц.
За казнью Каракозова последовало время раздумий и реакции. Первый этап был посвящен выявлению причин покушения, поскольку мысль об умопомешательстве нападавшего была отброшена, а на ее место пришло представление о заговоре, или сообществе заговорщиков. Причины происшедшего, как было вскоре установлено в ходе следствия, восходили к последствиям аграрной реформы и тем иллюзиям, которые она породила: крестьяне ждали, что им дадут землю, тогда как в действительности им до сих пор приходилось отрабатывать барщину.
Огарев, друживший с Герценом с 1861 г., составил программу, на вопрос «Что следует дать народу?» отвечающую — «Землю и волю». Этот четкий и ясный ответ впоследствии дал название тайному обществу, которое зародилось в начале десятилетия под влиянием Огарева. Вместе с Герценом, Бакуниным
Страница политической истории была перевернута. В результате Александр II вдруг стал прислушиваться к голосу тех, кто предсказывал, что реформы представляли угрозу для государственной власти, иными словами самодержавия, и высвобождали традиционного российского беса — дух восстания, который Бакунин считал величайшей добродетелью русского народа и который всегда наводил ужас на власть предержащих. Но покушение также имело следствием то, что император избавился от нерешительности в сфере своей личной жизни. Возможно, именно покушение заставило его по-настоящему ощутить ценность собственной жизни и воспользоваться шансом насладиться счастьем, которое представилось ему в очаровательном образе Екатерины Долгорукой, ставшей его любовницей. Вскоре из опасения, что необходимость скрываться может стать для нее источником страданий, император отдалил ее от себя. Она отправилась в путешествие в сопровождении итальянской свояченицы императора, лишь для того, чтобы снова воссоединиться с ним в Париже в июне 1867 г. Однако прежде чем целиком погрузиться в роман, которому было суждено продлиться до конца его дней, император решил более подробно ознакомиться с собственно политическими последствиями покушения и поразмыслить о необходимости поворота в сторону репрессий.
Правление «царя Шувалова»
Потрясенный покушением, Александр II выбирал между двумя возможными сценариями: он не мог смириться с мыслью, что этот народ, «освободителем» которого он являлся, его не понимал и не защищал — это вселяло в царя ярость, желание карать, высказываться в пользу репрессий; но врожденная доброта не давала ему отдалиться от либералов, предостерегавших его от того, чтобы дать волю духу мщения.
Как только эмоции императора улеглись, Д. А. Милютин представил ему записку, озаглавленную «О нигилизме и необходимых мерах борьбы с ним». Эта записка была составлена Кавелиным и содержала вывод о необходимости продолжения реформ, поскольку лишь следование по этому пути позволило бы, как говорилось в записке, ослабить революционные настроения, крепнувшие в обществе. Александр II быстро прочел эту записку, но отложил, все еще пребывая в сомнениях относительно того, чтобы согласиться с точкой зрения либералов — по причине личностного восприятия происшествия, которое чуть не стоило ему жизни. Оставаясь верным завету никогда не принимать решения государственного значения в одиночку, без помощи советников, некогда данным одним из его наставников, Сперанским, Александр тем не менее склонялся в пользу самодержавного решения.
13 мая 1866 г. он издал рескрипт на имя председателя Комитета министров, П. Гагарина, предписывавший оградить русский народ от ложных идей, которые в конечном счете могли угрожать его целостности. Направление было задано, бдительность стала на повестку дня, и слово «реформа» более не произносилось. Вместе с тем стали множиться принятые императором единоличные решения. Одним из них явилась передача полномочий в несколько урезанном виде Третьему отделению — отделению тайной полиции — и назначение его главой шефа жандармов Петра Шувалова. Новая фигура на этом посту — одном из ключевых в правительстве, особенно в период, когда упор был сделан на репрессивные меры — была не лишена обаяния и мало походила на традиционный образ представителя полицейского ведомства. Это был блестящий светский человек, выходец из знатнейший фамилии России; он получил прекрасное образование и безукоризненно говорил по-французски. Его утонченность, происхождение, но в равной степени и его характер сделали его вхожим в царский двор, где у него завязались довольно близкие отношения с императором, который был на десять лет его старше и которому импонировала пылкость натуры Шувалова. Будучи военным, он занимал пост губернатора Курляндии и Ливонии в период между 1864 и 1866 гг., где проявил организаторские и дипломатические таланты, которые привлекли к нему внимание Александра II. С этого времени он приобрел репутацию способного человека, умеющего поддерживать порядок, не вызывая противодействия со стороны подчиненных, — качество, которое в глазах императора прочило его на столь непростой пост, как должность шефа тайной полиции. При удобном случае Шувалов также не скрывал своей симпатии к передовым идеям. В итоге, к моменту своего отъезда он завоевал всеобщее расположение. А тот факт, что он сумел продержаться в новой должности на протяжении восьми лет — столь сложных для империи, — свидетельствует о мудрости выбора, павшего на этого человека.
Однако Шувалов имел две слабые стороны. Он мало знал Россию и ее проблемы. Он был ловким царедворцем, сумевшим снискать расположение императора и поддерживавшим с ним сложные отношения. Высказывая свои опасения и вынашивая проекты по поддержанию общественного порядка, он засыпал императора записками, представляя более или менее искаженные сведения о революционной угрозе. В то же время он непрестанно заверял Александра в том, что расширение его полномочий было необходимо для обеспечения безопасности личности монарха и общественного порядка. Милютин, оставленный на занимаемой должности, несмотря на консервативный поворот политического курса, отмечал в своем дневнике эти черты, свойственные императору и главе полицейского ведомства, одновременно ставя под сомнение обоснованность алармистских настроений. Тем не менее результатом этой нескончаемой «пропаганды» оказалось то, что полномочия Шувалова так расширились, что вскоре его стали называть — отчасти насмешливо, отчасти из страха — «Петр IV, полицейский царь». Влияние же его на принятие политических решений выходило далеко за пределы его непосредственных полномочий.
Та роль, которую Шувалов играл на протяжении восьми лет — того самого консервативного периода в правлении Александра, воплощением которого он являлся, — заслуживает более пристального изучения, чем позволяют сделать только что представленные сведения. В восприятии русского общества назначение Шувалова было следствием покушения. Однако, если ближе познакомиться с происходившим в среде консервативной аристократии накануне покушения, становится очевидным, что к тому моменту путь к отступлению от либерального курса уже был расчищен. В 1865 г. небольшая группа аристократов собралась в Санкт-Петербурге, определив в качестве своей общей цели противодействие «демагогическим тенденциям, преобладающим в правительственной сфере», а в качестве непосредственной задачи — основание общества взаимного земельного кредита, проекта, о котором один из его инициаторов — тот самый Шувалов, до своего переезда в Петербург бывший губернатором Балтийских провинций, — сообщил Александру II, не нашедшему в нем ничего предосудительного. Образовавшаяся вокруг этого проекта группа — среди членов которой в числе прочих фигурировали граф В. П. Орлов-Давыдов, князь Ф. И. Паскевич, князь Лобанов-Ростовский, князь Барятинский, яростный противник военной реформы Милютина, сенатор Карамзин, сын знаменитого историка, — была настроена враждебно по отношению к проведенным преобразованиям. В марте 1866 г., накануне покушения, та же группа обсуждала возможность своего оформления в консервативную политическую партию. В качестве лозунга выдвигалась идея о том, что дворяне везде, где они были представлены, должны выступать за права вместо того, чтобы держаться за привилегии.
Таким образом, после назначения Шувалов видел себя в качестве выразителя мнения консервативной аристократии. Секретный правительственный комитет, организованный сразу после покушения Каракозова, объединил в своих рядах министра внутренних дел Валуева, председателя Комитета министров Гагарина, князя Долгорукова, бывшего шефом жандармов до Шувалова, военного министра Милютина, Толстого, ставшего в тот момент министром просвещения, министра государственных имуществ А. А. Зеленого и Шувалова. Последний зачитал в комитете заранее подготовленную записку: «Общество устало от непрестанных преобразований и требует от правительства, чтобы оно решилось начать консервативную эпоху».
Согласно Шувалову, озабоченность аристократии была вызвана последствиями аграрных и административных преобразований, которые, лишив их владений и моральных ориентиров, понуждали воспротивиться власти. Все усилия должны быть направлены на их примирение с властью, а для этого в качестве одного из первых шагов следовало поставить дворянство во главе земских учреждений. Проект данной «реформы реформ» в 1864 г. был представлен на рассмотрение Александра II, не получил его одобрения, и был забыт Шуваловым, который в то время продвигал на все правительственные посты кандидатуры деятелей консервативного толка с тем, чтобы укрепить свои собственные позиции и создать то, что он называл «правительственным единством».
Следственная комиссия, созданная тогда с целью пролить свет на организацию покушения и замешанных в нем лиц, была поставлена под начало генерала Муравьева, варшавского палача; последний не ограничился только тем, что увеличил число арестованных, но также в соответствии с настроениями нового главы Третьего отделения убеждал императора избавиться от всех «либералов», которые его окружали.
Александр II провел другие важные перестановки среди наиболее приближенных лиц. Требовавшей внимания сферой было образование. Сбор информации, проведенный комиссией, специально созданной после покушении Каракозова, привел к заключению, что вся система университетского образования стала средством распространения революционных идей и что студенты придерживались опасных атеистических и материалистических воззрений; предъявляя требования, они более не относились с почтением к властям и грезили о свержении монархии. Ответственность за то опасное направление, в котором развивалась молодежь, была возложена на научных наставников и систему образования, а следовательно, и на политику в сфере образования, проводившуюся на протяжении ряда последних лет министром Головиным. Свободы, автономия, предоставленные университетам, как не уставали повторять консерваторы, превратили их в рассадник революционных идей. Констатация этого факта, сделанная следственной комиссией, вела к одному-единственному выводу: надлежало вернуть контроль над университетами, пересмотреть всю политику в сфере образования, и для проведения такого грандиозного дела требовался новый исполнитель. Головин был смещен со своего поста, а на его место Александр II назначил обер-прокурора Святейшего Синода, графа Дмитрия Толстого. Сделанный выбор был немаловажен в контексте общего поворота политического курса, поскольку Толстой был известен своим консервативным мировоззрением и оппозиционным отношением ко всем реформаторским начинаниям предшествовавших лет. Он занимал эту должность до 1880 г., и его политика безусловного отрицания всяческих свобод в сфере университетского образования имела своим следствием еще большую радикализацию настроений студентов, а также большой части профессуры.