Александр III: Забытый император
Шрифт:
Новые люди пришли на капитанской мостик российского корабля.
На пост министра финансов был приглашен ректор университета Святого Владимира в Киеве, профессор политической экономии и статистики Николай Христианович Бунге. Старый товарищ императора по Русско-турецкой войне генерал Ванновский стал военным министром. Адмирал Шестаков, высланный Александром II за беспощадную критику русского военного флота, был назначен морским министром. Пожалуй, единственным решением государя, которое вызвало недоумение в обществе, было предложение Николаю Карловичу Гирсу занять должность
Гире происходил из старинного дворянского рода, имевшего шведские корни. Он был достаточно бесцветным чиновником, посланником в Тегеране, Берне и Стокгольме. К тому же – и об этом было хорошо известно – Гирс явно сочувствовал Германии и Австро-Венгрии. Однако, слушая пересуды при дворе, Александр III только усмехался.
– Сам себе я министр иностранных дел! – отвечал он наиболее близким лицам.
И действительно, именно Гирс как нельзя более подходил для этой роли новому императору. Человек осторожный, со средними способностями, без широких взглядов, он обладал, однако, громадным дипломатическим опытом, неоднократно управляя ранее, в отсутствие канцлера Горчакова, Министерством иностранных дел.
– Я министр, а это мой секретарь по иностранным делам, – добродушно комментировал свое решение Александр III.
Он превосходно понимал, что Гирс станет его тенью, послушным исполнителем всех приказаний, хотя бы они и шли наперекор симпатиям нового министра. Время доказало правоту Александра III. Поэтому он не только доверял Гирсу, но и полюбил его. И, случалось, соглашался со своим министром иностранных дел, когда тот указывал ему на просчеты и ошибки. Император любил выражаться откровенно, резко и грубовато, а Гирс, послушно следуя избранному монархом пути, смягчал мужиковатые выражения русского царя изысканным слогом дипломатических нот.
В итоге ни один международный авторитет, «властитель дум и сердец», ни один «кумир европейских столиц» не смог смутить Гирса в его точном исполнении приказов государя. Таким образом, впервые после вековых ошибок и заблуждений о якобы бескорыстном отношении какой-либо из европейских держав к России она обрела наконец свою ярко выраженную национальную политику на мировой арене.
Правда, возникали и неожиданные осложнения. Такие, как совершенно возмутившая Александра III политическая речь генерала Скобелева, и без того бывшего бельмом на глазу императора.
Герой Русско-турецкой войны, Скобелев после победоносной Ахал-Текинской экспедиции 1880–1881 годов еще более вырос в народном мнении. Молодой император был в восторге от того, что этой акцией утерли нос англичанам в их коварной политике у южных пределов России. Однако самого Скобелева он не терпел. И дело было не только в популярности Белого генерала, достигшей, можно сказать, всенародного обожания. Слишком много позволял себе этот честолюбец, и, как был убежден Александр III, во вред России.
Неприязнь проявлялась даже в мелочах. Когда 12 января 1881 года русские войска взяли Геок-Тепе и этот решительный удар заставил текинцев покориться под руку Белого царя, Скобелев, еще волею Александра II, был произведен в полные генералы и награжден орденом Св. Георгия 2-й степени. По принятому обычаю он послал донесение об этой славной победе с сыном покойного генерал-губернатора Туркестана К. П. Кауфмана. С давней поры существовало обыкновение, что таких посланцев государь назначает в свою свиту.
Так было при императоре Александре II. Но Кауфман прибыл в Петербург вскоре после 1 марта, и донесение он представил уже новому царю.
Выслушав его доклад, Александр III сказал со скрытым подтекстом:
– Мой покойный отец назначил бы вас флигель-адъютантом. Именно поэтому я жалую вам это звание…
Впрочем, не одна холодность в отношении нового императора к Скобелеву была тут причиной. Александр II выказывал чрезвычайную щедрость при зачислении в свою свиту, а его сын считал, что свитское звание следует жаловать как можно реже, чтобы повысить престижность этой высокой награды. Такого порядка он придерживался в течение всего своего царствования, так что императорская свита делалась все малочисленнее.
Возвращение Скобелева из Ахал-Теке было без преувеличения триумфальным. Его принимали как народного героя. Чем ближе к столице, тем встречи становились торжественнее и многолюднее. Овации на Волге уже начали беспокоить Петербург, однако прием в Москве затмил все. Площадь между вокзалами была затоплена десятками тысяч восторженных поклонников, и сам генерал-губернатор князь Долгоруков едва протиснулся в поезд, сопровождавший Скобелева до Петербурга.
Тем разительнее оказалась аудиенция у государя, который уделил Скобелеву десять минут.
Александр III выказал очень мало интереса к самой экспедиции и вместо похвалы выразил неудовольствие, что Скобелев не сумел сберечь жизнь молодого князя Орлова, павшего при штурме крепости. В ответ на это генерал только пожал плечами и пытался заговорить об общей политике, но не нашел никакого встречного желания.
Отпуская генерала-победителя, император спросил напоследок:
– А какова у вас была дисциплина в отряде?
Скобелев, необыкновенно самолюбивый, тотчас испросил разрешение уехать в заграничный отпуск.
Впечатление о приеме Александром III Скобелева в Петербурге получилось самое гнетущее. Очень удручен был старик Строганов. Бывший военный министр Милютин говорил об этом не без злорадства. Еще бы! В лице Белого генерала либеральная оппозиция получала не просто человека, недовольного режимом, а военачальника всероссийской известности, народного героя, натуру волевую, готовую на самые смелые действия. Все знали, что он был сторонником реформ Лорис-Меликова, хотя одновременно находился в близких отношениях с графом Игнатьевым и Иваном Аксаковым. Все это вносило большое беспокойство в окружение императора и порождало множество тревожных слухов. Ментор государя Победоносцев сразу же направил в Гатчину одно за другим два письма. В своей обычной назойливо-вкрадчивой манере он пытался повлиять на августейшего упрямца, дабы тот не создавал своими руками влиятельного врага русскому престолу.