Александр III
Шрифт:
Не забывал Александр Александрович и о «милой музыке»: то в Аничковом дворце играли квартеты на инструментах, которые цесаревич специально выписал из Кенигсберга, то в Гатчине репетировали с хором любителей программу для очередного вечера, однако чаще всего наследник ездил в Адмиралтейство, где собирался духовой оркестр и сам он играл на тромбоне и басе. Как-то, возвращаясь с репетиции, он увидел вереницу полицейских карет, направлявшихся в Петропавловскую крепость.
Свет газового фонаря упал на зарешёченное оконце, и Александр Александрович вдруг встретил горящий ненавистью взгляд узника.
– Нет, это не Марк Волохов, – сказал себе цесаревич. – Это, пожалуй, новый Пугачёв!
В столице и провинции не прекращались аресты…
2
– Друзья! Вы прекрасно знаете, какой наглый грабёж идёт повсеместно в России! Каждый Божий день приносит всё новые и новые факты. Мы постоянно слышим о подлых доносах, о ночных обысках,
Трое молодых людей, одним из которых был Тихомиров, и одна девушка напряжённо слушали оратора. Впрочем, и он тоже был молод, хотя и почти лыс. Очки в тонкой оправе и огромная борода придавали ему законченный вид учёного-отшельника. Это был князь Кропоткин, революционер до мозга костей, но в то же время и чистокровный барин, с изящными манерами и дворянской самоуверенностью, европейски образованный и европеец по духу.
– Друзья! – горячо говорил он. – Я стою за немедленный бунт!..
– Но мы не видим никакой почвы, легальной или полулегальной, для такой борьбы, – возразил Чарушин – высокий и очень худой, безбородый, но с копной русых волос, в огромных синих очках. Он посмотрел поверх очков, наклонив голову, и повторил: – Никакой!..
– А низший класс, рабочие? – спокойно парировал Кропоткин. – Все народы хороши. Я хочу сказать, низшие классы народов. Их портят только высшие классы…
И он стал темпераментно доказывать, что мир всем обязан низшим классам.
– Все открытия делаются рабочими. Самые главные идеи, обновляющие мир, рождаются в головахрабочих…
– Позвольте, – не выдержал Тихомиров, – а как же Ньютон, Ломоносов, Лейбниц, Декарт, Спенсер?
– Ваши учёные и философы, – самоуверенно ответил Кропоткин, разглаживая бороду, – только подслушивают эти идеи у рабочих и формулируют их как якобы свои открытия.
Хотя Тихомирову и льстило товарищество с князем, Рюриковичем, он всё же подумал: «Да знаешь ли ты нас, плебеев? Знаешь ли ты народ или просто представляешь его себе в каком-то лучезаре? Выводишь всё мечтательно, из некоей готовой и умозрительной теории!»
– Так или иначе, – примирительно проговорил молодой человек с калмыцким лицом, на котором горели тёмные глаза, – наша цель – подготовить людей, которые могли бы поднять косную рабочую массу…
Это был Дмитрий Клеменц [58] , развитой и начитанный студент, отличный товарищ и поэт, который сочинял революционные тексты на готовые мелодии. И уже пелись в подпольных кружках его песни: «Братья, вперёд! Не теряйте бодрость в неравном бою…» [59] , новую «Дубинушку», «Ой, ребята, плохо дело! Наша барка на мель села…». Мешало Клеменцу, пожалуй, одно: он был, что называется, не дурак выпить. Поэтому в кружковых интимных разговорах не раз повторялось: «Какая жалость, что такой человек пьёт».
58
Клеменц Дмитрий Александрович (1848 – 1914) – один из основателей общества «Земля и воля», редактор народнического журнала «Община» (1875 – 1878, выходил за рубежом). В 1879 сослан в Минусинск; по окончании срока ссылки остался в Сибири и занялся этнографией. В 1901 возглавил этнографический отдел Русского музея, приобрёл известность научными исследованиями на материалах экспедиций в Восточный Туркестан и на Алтай. Считается автором нескольких стихотворений в нелегальном «Сборнике новых песен и стихов» (Женева, 1873).
59
«Братья, вперёд! Не теряйте…» – песня, получившая известность как «Народовольческий гимн», или «Марш наших демократов», в 1870-х; кроме Клеменца, её авторство приписывается то В. В. Берви-Флеровскому, то М. Л. Михайлову.
– Во-первых, – назидательным тоном учителя начал Кропоткин, – русские рабочие не менее развиты, чем европейские. А во-вторых, необходима железная дисциплина и деспотическая организация кружков. Нужна принудительная деятельность и кружковая строжайшая субординация!
Клеменц засмеялся:
– Пётр Алексеевич! Вот тебе раз. Вы – анархист, а мы – постепеновцы. Но не желаем железной дисциплины. Выходит, мы более анархисты, чем вы.
– Зато я более революционер, нежели вы, – почти сердито откликнулся Кропоткин.
– Нет, дисциплина, пусть и не железная, всё-таки нужна, – вставила слово единственная женщина.
Это была хозяйка конспиративной квартиры девятнадцатилетняя Софья Перовская.
Правнучка Кирилла Григорьевича Разумовского, последнего гетмана Малороссии, дочь члена Совета при Министерстве внутренних дел, бывшего петербургского генерал-губернатора, и родственница главного воспитателя великих князей, она с согласия обожавшей её матери оставила родной дом и поступила на Высшие женские курсы. Потом с тремя сёстрами Корниловыми, дочерьми богатого фабриканта, Перовская основала кружок саморазвития, который влился в организацию, возглавляемую студентом Николаем Чайковским [60] .
60
Чайковский Николай Васильевич (1850/51 – 1926) – политический деятель, участник народнического движения. В 1874 – 1906 в эмиграции; в 1906 – 1910 эсер, с февр. 1917 трудовик. После Октябрьской революции – противник советской власти, глава и член ряда контрреволюционных правительств во время Гражданской войны.
В ситцевом платье и в мужских сапогах, в повязанной платком мещанке, таскавшей воду из Невы, никто бы не узнал сейчас барышни, которая ещё недавно блистала в петербургских аристократических салонах. Со всеми женщинами в кружке «чайковцев» [61] были прекрасные товарищеские отношения, но Соню Перовскую все просто обожали. При виде её у каждого расцветала широкая улыбка, хотя сама она только суживала и без того небольшие синевато-серые глаза и обрывала излияния:
61
Кружок «чайковцев» – революционная народническая организация в Петербурге в 1869 – 1874, первоначально кружок М. А. Натансона, В. М. Александрова, Н. В. Чайковского; в 1871 объединился с кружком С. Л. Перовской (ок. 100 человек). Участники организации готовили пропагандистов из интеллигенции и рабочих для работы «в народе», издавали и распространяли революционную литературу, «ходили в народ». Филиалы в Москве, Киеве, Одессе и других городах. Члены организации осуждены на «процессе 193-х», участники всех последующих образований революционного народничества.
– А вы ноги лучше вытрите. Не натаскивайте грязи.
Коротко стриженная, с мелкими чертами огрубевшего лица, Перовская снимала конспиративную квартиру по паспорту жены мастерового. Говорила она мало. Но если высказывала своё мнение, то была готова отстаивать его до конца, пока не убеждалась, что спорящего невозможно обратить в свою веру.
Теперь Перовская тихо, но твёрдо сказала:
– Мы затеяли большое дело. Быть может, двум поколениям придётся лечь, но сделать его надо…
У неё ещё не было мысли о революции, о насильственном переустройстве общества по определённому плану. Она, как и большинство «чайковцев», просто желала обучить народ грамоте, просветить его, помочь ему выбраться из тьмы и в то же время узнать у самого народа, каков его идеал лучшей жизни. Конечно, для дочери генерала и аристократки народ представлялся чем-то весьма далёким от реальности, но в этом она разделяла оптический обман едва ли не всех «чайковцев», да и не только их. Верилось, что достаточно распространить в народе знания, как он осознает гибельность самодержавия и тотчас примется строить Россию – новую и прекрасную – по чужим книжным рецептам.
«Чайковцы» покупали целыми тиражами сочинения Лассаля, Маркса, критические труды по русской истории и распространяли их среди студентов и в провинциальных городах. Через несколько лет в тридцати восьми губерниях Российской империи не было сколько-нибудь значительного города, где организация не имела бы агентов, занимавшихся распространением нелегальщины. Дальше этого «чайковцы» не шли. Когда Кропоткину поручили составить программу действий и он поставил целью крестьянские восстания, захват земли и помещичьей собственности, на его стороне оказались только Перовская, Степняк-Кравчинский [62] , Чарушин [63] и Тихомиров. Приходилось подчиняться мнению большинства….
62
Степняк-Кравчинский Сергей Михайлович (1851 – 1895) – революционный деятель, писатель; некоторое время был близок идеям бакунинского анархизма, сочувствовал взглядам П. Л. Лаврова; с 1872 член кружка «чайковцев» и его литературного комитета. «Ходил в народ», вёл пропаганду среди крестьян Тверской и Тульской губерний (1873 – 1874), участвовал в Герцоговинском восстании (лето 1875), в редактировании журналов «Община» (в эмиграции) и «Земля и воля». Убийца шефа жандармов Н. В. Мезенцева (Мезенцова) в 1878, эмигрант, погиб в Лондоне, попав под поезд. Автор брошюры «Смерть за смерть!», книг «Подпольная Россия» (очерк истории революционного народнического движения 60 – 70-х), «Россия под властью царей», «Русские крестьяне», романа «Андрей Кожухов» (первонач. название «Путь нигилиста»), повести «Домик на Волге» и др.
63
Чарушин Николай Аполлонович (1851/52 – 1937) – революционер-народник, член кружка «чайковцев», один из организаторов первых рабочих кружков в Петербурге. В 1878 приговорён к 9 годам каторги. Автор книги воспоминаний «О далёком прошлом» (2-е изд., 1973).