Александр Македонский
Шрифт:
Схема битвы при Иссе.
Можно подумать, мы читаем тот эпизод IX песни «Илиады» (посольство к Ахиллу), в котором Агамемнон, Царь царей, велит предложить раздраженному герою, будоражащему половину его империи, свою дочь и состояние с тем условием, что он откажется от своего решения, и где Ахилл, с неудовольствием выслушав эти предложения, презрительно излагает послам свое бесповоротное решение. В подобных обстоятельствах Александр, который великодушно и даже галантно обошелся с женой и детьми своего врага, пошел дальше Ахилла, своего предка и образцового героя, поскольку, несмотря на препятствия, обеспечил защиту греков. Более твердый в принятом решении по сравнению с Ахиллом, Александр потратил целый год, громя финикийцев, этих соперников греков, и четыре месяца — на то, чтобы основать Александрию, первый греческий город в Египте. Его отвага и стойкость привели к тому, что он одним из первых соскочил с перекидного мостика на стены Тира и с несколькими бедуинами преодолел 250 километров
Невозможно определить, что здесь следует отнести на счет силы воображения и не был ли весь этот «отживший сон», как выразился бы Бенуа-Мешен [23] , подсказан и даже навязан Александру Олимпиадой, его матерью, либо состоявшими у него на службе прорицателями. Примечательно, что местоположение будущей Александрии явилось ему во сне, под музыкальные звуки нескольких стихов «Одиссеи» (IV, 354–355):
На море многошумливом находится остров, лежащий Прямо напротив Египта; зовут его жители Фарос.23
Жак Бенуа-Мешен(1901–1983) — французский писатель и историк, автор многочисленных исторических трудов, в том числе «История германской армии», «Арабская весна», «Фейсал, король Аравии». — Прим. пер.
Такова версия самих александрийцев, сообщаемая историком Гераклидом Лембом, комментатором Гомера [24] ( Плутарх«Александр», 26, 3–5). Арриан (III, 2, 2), чей рассказ в этой связи оставляет впечатление высочайшего трезвомыслия, говорит о вмешательстве прорицателей, «и прежде всего Аристандра Тельмесского, про которого говорили, что он много раз давал Александру верные предсказания». Не следует удивляться тому, что впечатлительный молодой человек верил в сны, пророчества, гадание, предсказания по случайно услышанному слову или по полету птиц. Все его современники, столь же легковерные, как и он, ничего не предпринимали, не заручившись поддержкой судьбы и загробного мира.
24
Так у автора, но принято считать, что Плутарх ссылается в данном случае на Гераклида, уроженца Понта на Черном море, ученика Платона. — Прим. пер.
Но что всего примечательнее в основании Александрии в Египте, так это мощь воображения, которое взяло под свою опеку основание будущей столицы в период с 20 января по 7 апреля 331 года. «Александрия по соседству с рекой Египет» (таково настоящее название города) остается вызовом географии и экономике. Незавидным представлялся выбор ее местоположения на пустынном берегу, в окружении опасных рифов. Хорошего гарнизона, помещенного в Пелусии, Канопе, Саисе или Мемфисе, было бы, возможно, достаточно, чтобы держать под контролем страну. На что было избирать самый западный рукав нильской дельты в краю дикарей и потерпевших кораблекрушение, с тянущимися на восток и на запад песками и болотом позади? После того как были сокрушены финикийские города Тир и Газа, у греческой торговли, которая вот уже более двух столетий располагала крупными факториями в Саисе и Навкратисе, не осталось в Дельте конкурентов. С экономической точки зрения размещение громадного города на образованном дюнами и белым мелом языке суши, между морем и Мареотийским озером, было сплошным разорением. Необходимо было связать двурогую скалу Фароса с материком дамбой длиной в 7 стадий (почти 1300 м), выстроить три порта (два на море и один на озере), отвоевать пригодную к обитанию землю у змей, у многочисленных колоний птиц, у комаров, распределить пять разных народов по пяти секторам, разбитым в шахматном порядке, убедить их — если нужно, силой — жить в мире и согласии. Самолично на протяжении более 15 километров указывая архитекторам, где пройдут стены будущей твердыни, и назначив грека Клеомена заведовать финансами и завершить работы, Александр выказал больше веры в творческий разум и энергию людей, нежели в видения прошлого. Но в то же время, бросив этот вызов природе и истории, он желал оставить
след ограниченности и мощи человека. И воссоздать горы, земли и равнины В соответствии с иною волей.«Исполнять великое трудно, но еще труднее великое приказывать» ( Ф. Ницше.«Так говорил Заратустра», глава «В тишайший час»).
Чего искал Александр, оставив новый город и отправившись в начале февраля 331 года в оазис Сива, так это средства успокоить свою взволнованную мечтательность, чего-то утешительного. Это — не жажда приключений, не фантазия, не простое любопытство путешественника, но острое и бурное желание обрести подтверждение своего порыва, своей миссии, своих мнений. «Зависела ли его причастность божественной природе от измышлений Олимпиады?» — как писал историограф Александра Каллисфен, которого цитирует Арриан (IV, 10, 2). После стольких трудностей, с которыми пришлось ему столкнуться в Малой Азии, у Тира и Газы, после неокончательной победы над Дарием Александр не знал, на самом ли деле он непобедим, следовало ли ему побеждать дальше или отступить. Даже Ахилл, даже Геракл, его великие предки были в конце концов побеждены. А Филиппа убили в результате нераскрытого заговора.
По выражению Арриана, Александр желал «более точно осведомиться о том, что касается его лично, или по крайней мере утверждать впредь, что что-то узнал на этот счет» (III, 3, 2). Первосвященник обратился к нему, преемнику фараонов, со словами «Сын Амона», что звучит по-гречески как «Сын Зевса», и его допустили войти в святилище, в самую срединную часть второй
25
Упоминается у Гомера («Илиада», V, 340). — Прим. пер.
О соблазнительности и благодати
Чем же объяснить поразительное влияние Александра на товарищей и солдат, и даже на чужеземцев, являвшихся его приветствовать? Вызывал ли он восхищение как юный атлет, способный часами напролет, не обнаруживая усталости, скакать на коне, бежать, шагать, охотиться и сражаться? Вот картина, наблюдаемая в горах Гиндукуша в апреле 329 года, когда войска Александра медленно пробирались по обледенелым снегам: «Царь пешком обходил маршевую колонну, поднимая упавших солдат и подставляя плечо другим, которые едва двигались следом. Увеличивая себе тяготы пути, он оказывался то в голове колонны, то в ее середине, то в хвосте» ( Курций Руф,VII, 3, 17). А вот он же в знойной пустыне Белуджистана: «Все, что ему удалось, проходя по этому краю, собрать из провианта для двигавшихся вдоль берега морских сил, было им отправлено…» ( Арриан,VI, 24, 5). «Александр был охвачен необычайными печалью и заботой» ( Диодор,XVII, 105, 6).
Однако личный пример должен подавать любой полководец, особенно если он молод и полон сил. И в том, что Александр, кавалерийский офицер, бросался в атаку во главе царского эскадрона , окруженный, впрочем, друзьями и в сопровождении гипасписта с эгидой Афины, богини битв, нет ничего необычного. Впрочем, несмотря на занятия атлетической подготовкой и суровые военные упражнения, Александр никогда не выказывал характера настоящего атлета. Он отказался соревноваться в Олимпийских играх, никогда не принимал участия в играх, которые сам же организовал, не умел плавать, а лишь купался в бане и обильно умащивал себя благовониями. Так что про него можно сказать, что он был скорее выносливым и стойким, чем подлинным атлетом. Его физическая сопротивляемость не была беспредельной. Он медленно поправлялся после водного удара вблизи Тарса в 333 году, после дизентерии — рядом с Городом Кира в 329 году, после ранения, полученного у малавов в 326 году, и, похоже, еще тяжелее приходил в себя после смерти Гефестиона в ноябре 324 года.
Несомненно, у солдат был острый глаз на более аффективные или чувственные, чем рациональные проявления характера: на неуемную горячность и отвагу молодого полководца, на султан его шлема, образованный двумя султанами из белых перьев и пучком конских волос. Обращали они внимание и на его авторитет, присущий человеку, который умеет повелевать, потому что долгое время повиновался, и который способен с лихвой воздать за службу — сурово наказать, но при случае и простить. В пустыне Белуджистана Александр приказал отряду доставить провиант к берегу, однако охрана так изголодалась, что сама стала есть из неприкосновенного запаса. Царь обнаружил способность к пониманию и простил своих солдат.
Вот еще один знаменитый анекдот из множества других, в легендарном варианте место действия в нем помещается в загробный мир. Серьезные же повествователи в качестве места действия определяют пустыни, которые окружают Персиду. «Преследование оказалось долгим и изнурительным, поскольку за одиннадцать дней они проехали верхом 3300 стадиев (650 км), и большинство людей в отряде изнемогли, главным образом из-за отсутствия воды. И здесь им повстречались какие-то македоняне, которые везли на ослах от реки воду в бурдюках. Они увидели, как страдает Александр от жажды (а был уже полдень), и, быстро наполнив шлем водой, поднесли ему. Когда он спросил у них, кому они везут воду, они ответили: „Своим сыновьям, но если ты останешься жив, мы заведем себе новых, даже если лишимся нынешних“. Услышав такой ответ, Александр взял шлем в руки. Но когда он оглянулся, то увидел, что все стоявшие вокруг него всадники повернули головы к нему и напряженно ждут, что будет дальше. Тогда он отдал шлем обратно, не отпив ни капли, а лишь похвалил тех людей и сказал: „Если я напьюсь один, все эти падут духом“. Видя такое самообладание Александра и его великодушие, всадники вскричали, чтобы он отважно вел их вперед, и принялись нахлестывать коней. Теперь, пока у них будет такой царь, говорили всадники, они не будут ни уставать, ни томиться жаждой, и вообще не будут почитать себя смертными» ( Плутарх«Александр», 42, 6–10).