Альфа Эридана

Колпаков Александр Лаврентьевич

...И вот как будто все. Пустующие клетки перфолент были, наконец, заполнены. Сознание медленно освобождалось от дурмана цифр, уравнений, алгоритмов. Он долго смотрел на циферблат релятивистского Счетчика Времени, пока не осознал, что прошло не менее года с тех пор, как он сел за вычисления. Он не поверил этому и еще раз вгляделся в Счетчик. Все было правильно...

Чуть слышно шурша, перфолента уползла в окошечко входного устройства Электронного Мозга. Теперь уже от воли Руссова не зависела работа сложнейших электронных систем "Паллады". На его долю оставались функции наблюдения, контроля и аварийного вмешательства. Он еще раз мысленно проанализировал исходные предпосылки своих расчетов. Как будто все правильно. Но где-то в глубине сознания таилось какое-то неясное чувство сомнения и неуверенности. Все ли он учел при составлении программы? А вдруг в каком-то пункте расчетов он допустил ошибку, просчет, неточность?.. Усилием воли он отбросил эту мысль, объясняя ее переутомлением, и решил хорошенько отдохнуть перед ответственным этапом взлета с планеты и вывода "Паллады" на прямолинейный участок маршрута.

...Настал час отлета. С бьющимся сердцем Руссов включил астротелевизор,

прощальным взглядом окинул желто-оранжевые леса, пышные равнины, заросшие высокой, в рост человека, травой, фиолетовое небо. "Вперед" - громко произнес он, подбадривая себя, так как его угнетали тишина и безмолвие, царившие в корабле, в котором он был единственным членом экипажа, и решительно нажал кнопку Предстартовых Операций. Тонко запели роботы, управляющие шасси. Он не видел, как сложная система "умных" механизмов плавно втянула в корпус звездолета гигантские посадочные клещи, но услышал глухой рев двигателей вертикальной подвески корабля, медленно поднимавших астролет носом в зенит. В тот момент, когда "Паллада" встала во весь свой тысячеметровый рост, автоматически включилось ожерелье ядерно-водородных стартовых двигателей. Корпус звездолета отозвался на это крупной вибрацией. Точно штанги титанического домкрата, огненные столбы раскаленных газов сначала медленно, а потом все быстрее поднимали ракету над сожженной почвой. Толстые стебли трав, шипя и лопаясь, свертывались в жгуты, протягивая к небу опаленные скрюченные отростки, как будто грозя уходящему в космос пришельцу.

Руссов включил вихревую защиту жилых помещений корабля. Он мысленно представил себе, как в сверхпроводящем кольцевом пространстве, охватывающем салон, анабиозные ванны и Централь Управления, заструились мощные вихревые токи, создавая поле антигравитации, нейтрализующее любые перегрузки. На бесчисленных шкалах прыгали огоньки, мерно отстукивал секунды автомат-метроном. Через шесть минут корабль вышел на стационарную орбиту и, подчиняясь командам роботов, проделал ряд эволюций. В верхней точке полуэллиптической орбиты автоматически включилась главная двигательная система: коротко перемигнулись синие лампочки, поднялись и опустились белые клавиши контактов, на овальном экране в центре пульта красные линии обрисовали схему процесса, разрастающегося в недрах радиоквантовых генераторов. Руссов как бы просматривал замедленную в миллиарды раз киносъемку. Вот в нижней полусфере возбудителя беззвучно распустился пышный букет, вокруг которого бешено извивались фиолетовые змеи - это заработала термоядерная "запальная" свеча, мгновенно зажегшая "костер" внутринуклонного распада. Энергия этого распада, в миллион раз более концентрированная, чем энергия деления ядер, неиссякаемой рекой лилась в гигантские цилиндры квантовых преобразователей, откуда после сложных модуляций в магнитных полях в виде радиоквантов падала на пятисотметровый параболоид, параллельным пучком извергавший их в пространство. Альфа Эридана на глазах превращалась в обыкновенную зеленую звезду, одну из многих других...

Роботы и автоматы трудились безупречно, о чем свидетельствовала изумительно стройная симфония, в которую сливались "голоса" приборов. Стрелка акцелерографа прочно стояла на отметке "10 "g". Пошли восьмые сутки разгона. Все было как будто в порядке, но Руссова продолжали одолевать сомнения, потому что некому было их рассеять. Потом навалилась тоска одиночества, по сравнению с которой грусть о прошлом показалась ему капризом избалованного ребенка. Во сне его мучили кошмары, в которых причудливо нагромождались события и впечатления настоящего и прошлого: то он яростно боролся с электрическим рыбоящером в бешеном кружении волн и, проглоченный им, просыпался, изнемогая от ужаса; то вновь переживал гибель товарищей и, задыхаясь от непомерной тяжести, полз по первобытному лесу; то блуждал, подобно астральной субстанции, в призрачных, полных опасностей джунглях Элоры; или видел себя в кругу старых друзей-циолковцев, соратников по космической одиссее третьего тысячелетия, из которой никто из них не вернулся на Землю; то вновь, как в юности, вел "битву за антивещество" под руководством великого преемника Эйнштейна Ганеты - и затаив дыхание с восторгом наблюдал чудо управляемый реактор аннигиляции, открывший человечеству путь к другим солнцам вселенной; то оплакивал смерть Чандрагупты, вместе с которым они так отчаянно боролись с непонятными силами Антимира...

...В то "утро" он проснулся совершенно разбитый, с какой-то необъяснимой тяжестью на сердце. Все у него валилось из рук. Пытался заняться чтением - и не смог; попробовал есть - пища показалась ему пресной и безвкусной. Некоторое время он машинально слушал, как Счетчик Расстояний каждые две минуты звонко отсчитывал микропарсеки, остающиеся за кормой "Паллады"; бесцельно потрогал рукоятки аварийного управления, посмотрел на главный экран, где переливались фиолетовые точки звезд. "Паллада" беззвучно неслась в пространстве со скоростью в "шесть девяток после нуля". "Пройдена почти половина пути, подумал Руссов.
– Хорошо бы лечь в анабиоз и сразу провалиться в блаженное небытие..." Это была чрезвычайно заманчивая мысль. Он долго колебался, борясь с соблазном, и, наконец, решился. Однако не успел он еще закрыть за собой дверь анабиозной каюты, как остановился точно вкопанный. В убаюкивающей песне гравиметра вдруг возникла какая-то новая мелодия. "Неисправность!" - молнией пронеслось у него в голове, но гравиметр опять запел густо и ровно, и он успокоился. В следующее мгновение "голос" прибора резко изменил свою тональность, звук стал нарастать и повышаться. Он бросился к пульту и положил руки на рукоятки аварийных рычагов, не сводя глаз с указателя. Стрелка гравиметра медленно, но неумолимо ползла к красной черте, отмечая предельно допустимый при данной скорости звездолета потенциал тяготения. Вместе с движением стрелки все тревожнее кричал звуковой анализатор: "Опасность!" Руссов вздрогнул от резкого воя сирены, который прозвучал в тот момент, когда стрелка достигла красной черты. Его ослепила красная вспышка индикатора на груди

сторожевого робота сигнала отключения главного двигателя. Руссов на миг растерялся. "Впереди - тяготеющая масса!.." - ужаснулся он. Вслед за тем загрохотали тормозные двигатели. Подвижная шкала акцелерографа стремительно побежала влево, показывая чудовищное замедление: сто "g"... восемьсот десять тысяч". Замедление было так велико, что на мгновение перегрузка превысила потенциал антитяготения. Его швырнуло в кресло пилота, вдавливая в губчатую обивку. Раздался пронзительный звон - это автоматически включилась система, усиливающая поле антитяготения, - и перегрузка исчезла. Гравиметр уже не пел, а пронзительно выл жутким, хватающим за душу "голосом", несмотря на то, что скорость корабля стремительно уменьшалась. "Тяготеющая масса или край слабого поля гравитации?" лихорадочно гадал Руссов, жмурясь от тревожного мигания аварийных огней. "Тормозить или наращивать скорость?.. Судя по карте Вычислительного Центра, на этом пути не должно быть тяготеющих масс... неужели навигационная ошибка?.." Он был достаточно опытен, чтобы сразу понять, что впереди - невероятно сильное поле тяготения, и почти инстинктивно выключил тормозные двигатели. В наступившей тишине его руки лихорадочно шарили в сейфе Варена, перебирая записи, ленты и таблицы. Время от времени глаза его впивались в черный провал экрана астротелевизора. Если бы это была звезда, то он давно бы увидел ее... Может быть, "инфра"? Об этом сказал бы инфракрасный локатор... Пылевидное облако?.. Его присутствие здесь, на изученном участке вселенной, совершенно невероятно. Что же может быть?..

Он терялся в догадках. Потенциал тяготения на шкале

гравиметра уже превышал все известные ему величины: силу притяжения Солнца, Альфы Эридана, рядовых инфракрасных звезд, пылевых сгущений. Руссов продолжал перебирать записи Варена, хотя внимательно изучил их при составлении программы; подсознательное чувство заставляло его что-то искать. Внезапно - это было словно наитие - он вспомнил слова, которые Варен еще в пути к Альфе Эридана сказал в ответ на замечание или вопрос второго штурмана Марио: "Да, да... на одиннадцатом парсеке обратного маршрута... если сделать поворот на 32 градуса по направлению к южному галактическому полюсу... через три парсека встретится потухший белый карлик Цвикки..." Капли холодного пота выступили у него на лбу. "Что это еще за белый карлик Цвикки?.." Он никогда не слышал о такой звезде. На курсовой диаграмме ее не было. Тогда он включил памятную электронную машину и стал просматривать астрономические каталоги, но и здесь не нашел упоминания о загадочной звезде. Страх и неизвестность заставили его снова включить тормозные двигатели. Под их громовой гул он опять начал утомительные поиски, чувствуя, что, если не найдет разгадки странного поведения "Паллады", - гибель неизбежна.

Удар гонга пронизал его, точно электрический ток. Он нервно обернулся к пульту: это еще раз автоматически включился робот, повышающий напряжение антитяготения. На экране памятной машины плыли уже последние записи научных сообщений и заметок, сделанных Вареном перед самым стартом "Паллады", как об этом говорили значки на полях. Вот он наткнулся на информацию Высшего Совета по освоению космоса. Сухие строчки записи сразу разрубили весь узел загадок и неясностей. "Звезда Цвикки, писал Варен, - это закончивший свой жизненный путь сверхкарлик, невидимый в пространстве... сила тяготения немногим меньше, чем у звезд, останавливающих лучеиспускание. Сообщение о потухшем сверхкарлике получено из Совета за два часа до отлета... Однако нас эта звезда не интересует, так как лежит в стороне, в четырех парсеках по направлению к южному полюсу Галактики. Ее координаты..."

Сверившись по звездной карте курсографа и отметив кружочком местоположение страшного потухшего светила, Руссов упал в кресло. Глаза его расширились от ужаса и отчаяния... Он понял, что неточно проложил маршрут, нацелив корабль не на Солнце, а чуть в сторону. Он мучительно вспоминал, где, на каком этапе программирования мог допустить ошибку, но вскоре отказался от этой затеи, сознавая, что для обнаружения ошибки необходимо заново проверять все расчеты и вычисления. На это уйдет целый год. Теперь собственное положение открылось ему во всей своей пугающей простоте: не к Солнцу мчится "Паллада", а прямо в инертный океан гравитации, выплыть из которого никому еще на удавалось...

Однако его отчаяние длилось не больше минуты, ибо надо было действовать. И он знал теперь, что делать. Бороться до последнего эрга энергии, до последнего грамма топлива в корабле! И странное дело: когда он принял решение, он почувствовал облегчение. Не было ни страха, ни растерянности. Только холодное мужество борца, идущего на гибель. Твердой рукой он взялся за аварийные рычаги. Скорость "Паллады" между тем упала настолько, что можно было сделать поворот на несколько румбов, не рискуя разрушить корабль. Он посмотрел на шкалы указателей расхода энергии и включил радиоквантовые генераторы на восемь десятых полного режима генерации. Одновременно с этим тангенциальные двигатели, работая на пределе, повернули корабль на тридцать градусов к востоку. Содрогаясь и вибрируя, "Паллада" начала титаническую борьбу с косной силой тяготения...

Двести сорок два часа, ни на секунду не утихая, двигатели извергали в пространство биллионы киловатт энергии, но скорость корабля продолжала медленно падать. Это могло означать лишь одно: сверхкарлик Цвикки прочно держал жертву в своих объятиях. Словно миллиарды чудовищных по силе рук медленно медленно, но уверенно увлекали корабль в пучины безмолвия и мрака - туда, где материя, побежденная энтропией, обрекала себя на бездействие в течение длинного ряда галактических веков. Гравиметр давно умолк в тщетной попытке зарегистрировать силу тяготения, которая в десятки раз превосходила все, что предусматривали конструкторы. Руссов не отходил от пульта; он оглох от воя приборов, ослеп от непрерывного мигания лампочек и индикаторов; он метался у пульта, то и дело отключая роботы и автоматы, по сигналам неведомых приборов приводящие в действие те или иные системы корабля. Сейчас требовалось только одно: ни на секунду не ослаблять энергетический вихрь, удерживающий "Палладу" на краю гравитационной бездны.