Альфа и Омега. Книга 2
Шрифт:
— Не живет, говорите? — задумчиво пробормотала я, оглядываясь. Ну что ж, это многое объясняло — и отсутствие мебели, и излишний запах хлорки на постельном белье, что ударил мне в нос в прошлый раз. Если детектив Гаррис использовал это место просто как гнездышко для свиданий с омегами, а не жил тут постоянно, нет ничего удивительно, что тут царило такое неприглядное запустение и что одна из комнат была и вовсе закрыта на ключ. Странно немного, что он мне об этом не сказал, но с другой стороны это означало, что, если об этом месте никто, кроме него, не знал, то меня тут искать точно не будут, даже если поймут, кто увез меня из временного изолятора.
— Я просто… Ну не то чтобы… — меж тем продолжила старушка
— Я думаю, что личная жизнь этого человека меня мало волнует, — поспешила перебить ее я. — Кого бы он сюда ни водил, это только его дело, и вам бы тоже не следовало…
— Так ведь они потом не выходят! — с отчаянием воскликнула она, и тут же сама себе зажала рот ладонью, снова начав судорожно оглядываться. — Он их приводит и все на этом. Я еще ни разу не видела, как они уходят. Деточка, ты точно уверена, что все в порядке? Может быть, мне позвонить в полицию?
— Не надо в полицию, — вырвалось у меня быстрее, чем я успела осознать, что она вообще мне только что сказала. — Все нормально. Идите ложитесь спать.
— Но я…
— Не суйте свой нос не в свое дело, пожалуйста, — чуть грубее, чем собиралась, огрызнулась я, и это наконец-то подействовало. Старушка отступила назад, дрожа еще сильнее, чем раньше, а потом развернулась и пошаркала в свою квартиру, не оглядываясь. Мне было немного неловко из-за того, как пришлось с ней обойтись, но полиция тут была бы категорически лишней — даже учитывая вскрывшиеся только что обстоятельства. Да и что это были за обстоятельства-то такие? Подумаешь, водил к себе омег легкого поведения. Может, они уходили под утро, когда эта госпожа Длинный Нос мирно себе посапывала в кроватке. Детектив Гаррис рисковал карьерой, спасая меня от Церкви, и, получается, мне даже повезло, что у него есть вот такая квартира, где никто не станет меня искать.
И все-таки… все-таки… Нет, что за форменная глупость! Даже думать об этом не желаю.
Пребывая в расстроенных чувствах, я вернулась на кухню, надеясь отвлечься на историю про таблички Оймаха, но передача уже закончилась. В полуночном выпуске новостей не было ничего интересного, да и, признаться, мне было сложно сосредоточиться на том, о чем говорил диктор. Окружающее замкнутое пространство ощутимо давило на плечи, и я поймала себя на мысли, что сижу, вытянувшись в струнку и вся внутренне подобравшись, словно готовясь в любой момент вскочить на ноги или дать кому-то отпор. А еще принюхиваюсь, словно тщетно пытаясь отыскать в общем переплетении обычных домашних запахов следы тех, кто был здесь до меня. Сна не было ни в одном глазу, и чем дольше я сидела в тишине, наполненной мерным гудением холодильника, тем тревожнее мне становилось.
Наконец, не выдержав, я поднялась на ноги и вернулась в спальню детектива. Еще раз планомерно обыскала ящики его комода и внезапно осознала, что одежда, которая там была, годилась разве что для того, чтобы носить ее дома или выносить в ней мусор — здесь не было ни рубашек, ни тем более костюмов. Учитывая, что он здесь не жил, это было понятным, но как я могла не обратить на это внимания с самого начала? И что еще в таком случае могло от меня ускользнуть?
Подойдя к наглухо закрытому окну и внимательно оглядев его рамы, я обнаружила следы глубоких царапин по бокам — словно кто-то пытался поддеть одну из плотно прилегающих створок острым предметом. И хотя само по себе это еще ничего не доказывало, мое беспокойство начало расти в геометрической прогрессии. Проведя по царапинам подушечками пальцев, я ощутила, как у меня вдруг закружилась голова, а в висках надсадно запульсировало. Этого со мной не было уже много месяцев — с тех пор, как мы с Йоном стали жить вместе. А теперь подкатило снова, заставив сползти на пол, обнять колени и несколько минут просидеть в таком состоянии, сжавшись в комок и издавая сдавленные хрипы, как если бы мне не хватало воздуха.
Потом в голове немного прояснилось, и я снова заставила себя подняться. Плохой знак, очень плохой знак. Мои эмоции без альфы рядом, как и в прошлый раз, пребывали в несколько притупленном состоянии, но даже сейчас я ощущала, как внутри разрастается страх — холодный и черный, слишком навязчивый для того, чтобы просто его игнорировать. Я сама еще не понимала, чего именно боюсь, это было скорее иррационально, как если бы мое подсознание уже собрало все кусочки в цельный пазл, но пока не сообщило мне об этом, выдав вместо логических выводов эмоциональную реакцию на них.
С трудом переставляя ноги, я добралась до ванной и несколько раз ополоснула лицо, надеясь таким образом привести себя в чувство. А потом, сама не зная, зачем делаю это, опустила на колени и заглянула под ванну. Там было пыльно, стояли какие-то банки и полупустые упаковки моющих средств. Целая орда моющих средств, которых, кажется, хватило бы, чтобы вымыть всю квартиру сверху донизу, включая стены и потолок. Потянувшись, я достала несколько из них. Судя по всему, ими пользовались относительно недавно, потому что в отличие от части других бутылок они еще не успели покрыться новым слоем каменной пыли. Кажется, я не вполне себя контролировала в тот момент, потому что, поставив их перед собой, зачем-то полезла и за остальными, двигаясь как будто под гипнозом. И когда мои пальцы вместо очередной пластиковой упаковки коснулись чего-то металлического, я вздрогнула от неожиданности, но так же решительно потянула это нечто на себя. Это оказался жестяной таз, пустой и пахнущий хлоркой. В нем лежала тряпка, когда-то вероятно бывшая белого цвета, а теперь покрытая бурыми разводами. Продолжая следовать своему иррациональному наитию, я развернула ее и так и застыла с ней в руках.
Это была женская футболка — небольшого размера с веселым рисуночком на ней. Прорванная в нескольких местах и особенно грязная как раз возле них. Словно ее…
«Просто не думай об этом», — решительно приказала себе я.
…словно ее продырявили чем-то острым. Несколько раз.
Теперь у страха был не только цвет — черный и холодный, — но и вкус. Металлический привкус, какой наверняка бы остался, если бы я облизнула этот самый тазик. Кто просил эту старушку стучать в мою дверь? Кто просил меня саму лезть под ванну и копаться в чужих вещах? Что мне мешало просто лечь спать, пожелав Йону спокойной ночи и даже, возможно, получив от него ответ?
Вспыхнувший у меня в голове образ моего альфы заставил меня выпрямиться и выдохнуть. Я была не одна. Пусть он был безмерно далеко и ничего не мог для меня сделать, я все-таки была не одна. Поэтому, настроившись на волну нашей связи, я представила, что посылаю по натянутой между нами красной ленточке сигнал, легонько тяну ее на себя и вслушиваюсь в тишину по ту сторону.
Он ответил далеко не сразу, и по тому, каким сонным был его голос, я поняла, что Йон все еще находится под действием лекарств. Разговор у нас не задался. Альфа, кажется, совсем не понимал, что я пытаюсь ему сказать, ему было тяжело улавливать связи между словами, а у меня было слишком много новостей.
«Ты… в порядке, маленькая?»
Он задавал этот вопрос снова и снова, как будто было единственным, на чем у него хватало воли сосредоточиться. И в конце концов я сдалась.
— Да, любимый, — тихо проговорила я, складывая жуткую тряпку обратно в таз и задвигая его под ванну. — Я буду в порядке, не сомневайся.
«Я скоро… приду за тобой», — пообещал он, и мне больно кольнуло в сердце мыслью, что на этот раз я не могу ему поверить и просто положиться на его силу. Не теперь.
— Хорошо, Йон, — ответила я. — Я буду тебя ждать.