Альфа и Омега. Книга 2
Шрифт:
Что мне было делать дальше? Куда идти? Обратно в Дом Бархатных Слез? Существовала ли вообще вероятность того, что меня там не ждали церковники? Пусть совсем недавно я готова была заключить со священниками сделку и отдать им свою свободу и, вероятно, жизнь в обмен на возможность провести остаток последней рядом с любимым, сейчас мои намерения коренным образом изменились. Я не для того выжила в схватке с безумным зверем, что почти зажевал меня заживо, чтобы потом покладисто положить голову на плаху. Я безмерно устала, но сдаваться вот так больше не желала.
— Придется погостить у вас немного подольше, детектив, — проговорила я, заставив себя посмотреть
Полотенца, которыми я его обмотала, уже пропитались кровью, и мне вдруг пришло в голову, что она не будет течь так сильно, если посадить его. Я не могу объяснить логически, почему думала об этом и почему меня вообще это волновало, но я буквально не могла избавиться от этой идеи. Гаррис был ужасно тяжелый и, кажется, у него уже начался процесс трупного окоченения, потому что двигать его было очень непросто. Тем не менее, прикладывая гору усилий, мне удалось припереть его спиной к кухонной тумбе, после чего — тихо сползти на пол напротив, ощущая, как от перенапряжения — нервного и физического — у меня дрожат руки. Нужно было срочно придумать себе еще какое-нибудь дело, просто чтобы не оставаться в этой жуткой тишине, просто чтобы не думать о том, что произошло и что теперь будет дальше.
«Хана, где ты?»
Голос прозвучал в моей голове без всякого предупреждения так громко, словно его обладатель говорил в невидимый наушник, и так напугал меня, что я вскрикнула в голос, а потом судорожно зажала рот ладонью.
— Йон… — Имя сорвалось с моих губ как мучительный вибрирующий стон, и я ощутила, как оно пробрало меня до самых костей, наполнив их жаром, как пустые бамбуковые жерди. Бетонная стена самообладания, что ограждала меня от истерики, со скрежетом изошла глубокими трещинами, и я ощутила, как горло словно бы сдавило стальной хваткой, перекрывая доступ кислорода. — Йон… я… я…
«Хана, что произошло?»
Мой метавшийся по кухне затравленный взгляд упал на Гарриса, и я вдруг поняла, что физически не могу находиться с ним в одном помещении. Поэтому поспешила убраться в другую комнату и там забилась в угол за кроватью, сжав голову руками. И тогда слова, что прежде словно бы застревали у меня в горле, прорвались наружу и хлынули полноводным потоком:
— Йон, он хотел навредить мне, и я убила его. Я убила его, Йон, понимаешь! Он лежит там… совсем-совсем мертвый. И от него так много крови! Так… много… Я вымыла все, что смогла, но наверняка следы остались. Вся эта квартира пропитана на десятки раз затертой кровью, я чувствую ее, чувствую ее повсюду… Соседка сказала, что они не выходили, понимаешь? Я не знаю, как он избавлялся от них, но какая-то часть их все еще тут. Йон, мне так страшно, они повсюду, они смотрят на меня, они впитались в мою кожу, и я никак не могу отмыть их… — Продолжая бормотать что-то в таком духе, я уже сама не разбирала и не разделяла слов, но будто бы обращалась к любимому единым нечленораздельным стоном боли и ужаса.
Именно в тот самый момент я внезапно ощутила всем своим естеством, что он единственный, кому я по-настоящему верю во всем, кому не боюсь признаться в самом гадком, кто всегда будет рядом, поймет, поддержит и вытащит из любых зыбучих песков, куда закинет меня жизнь. Его прошлое больше не пугало и не отталкивало меня. Оно в конце концов не могло изменить всего того, что было между нами после. Будучи уродливым гадким слизнем, что свернулся где-то во тьме прошедших лет, оно не касалось всего того замечательного, доброго и правильного, что было между нами и что мы оба взрастили в себе наперекор внешним обстоятельствам и порой самим себе. Я любила Йона, а он любил меня, и это все, что имело значение — это было единственным, за что вообще имело смысл цепляться, когда все остальное вокруг рушилось, как карточный домик. Если бы не он, я даже не представляю, как бы справилась со всем этим
«Хана, послушай меня, — наконец вторгся его голос в мой поток сознания. — Где ты сейчас?»
— На предпоследней станции восточной ветки метро, — отозвалась я и тут же поспешно добавила: — Йон, я боюсь возвращаться домой. Они наверняка ищут меня.
«Мы скоро приедем за тобой», — коротко произнес он, и я вдруг ощутила, что в его голосе снова появилась тяжесть, словно силы оставляли его.
— Мы? Кто мы? — не поняла я, а потом меня поразила страшная догадка: — Йон, ты ведь… Йон, они там? Отец Евгений там?
Он не ответил, как будто отключившись от нашей линии связи, и мне оставалось только догадываться, что произошло на том ее конце. Конечно, это было самым логичным выводом — что церковники добрались до него и, узнав о том, что он может связаться со мной, заставили его это сделать.
«Он не мог, — возразил голос Джен у меня в голове, и я мельком подумала о том, что слишком много разговариваю с невидимыми собеседниками, пусть даже одна из них была по сути голосом моего здравого смысла. — Он бы не предал тебя».
— А он о тебе говорил совсем другое, — пробормотала я, вспомнив, как мой альфа всеми силами пытался помешать нашей с подругой встрече прошлой зимой, убеждая меня, что она могла быть заодно с нашими преследователями.
«Ты сама знаешь, о чем я говорю. Йон бы так не поступил. Просто дождись его. Он же обещал, что вытащит тебя отсюда».
— Да, наверное, ты права, просто я…
Слова замерзли у меня на губах, когда из кухни, где сидел замотанный в полотенце труп Гарриса, донесся приглушенный шорох и глухой удар об пол. Как будто…
Как будто кто-то сбросил полотенце с головы, потому что оно мешает видеть.
Я буквально примерзла к углу, в котором в тот момент сидела. Слух обострился до предела, и мне вдруг начало казаться, что я слышу шорох. Натужный, поскребывающий, глухой. Как будто кто-то очень-очень медленно…
(полз)
…переставлял ноги по полу. И хотя умом я понимала, что это, скорее всего, звук с улицы, который производит поливальная машина или еще что-то подобное, голос страха говорил громче голоса разума. Да что там говорил — он вдруг завизжал во всю мощь, окатив мое тело ледяной водой. И я вдруг осознала, что сижу и жду появления тени на залитом электрическим светом полу коридора. А потом голоса — свистящего, разреженного дырой на горле.
Хана, ты такая вкусная. Я впитаю тебя в себя до капли, потому что теперь ты принадлежишь мне.
— Йон, пожалуйста, забери меня отсюда, — пролепетала я, даже не попытавшись снова настроиться на волну нашей связи. — Йон, я так не могу больше.
Закрыв лицо рукам, я разрыдалась, ощущая, как меня буквально колотит от страха и отчаяния. В том состоянии я бы в самом деле нисколько не удивилась, если бы труп Гарриса появился на пороге спальни с окровавленным полотенцем в руках. Но, конечно, ничего подобного не произошло. Наплакавшись до тошноты, я свернулась в комочек на полу и не шевелилась, про себя молясь Великому Зверю и всем когда-либо существовавшим старым богам, чтобы они позволили мне выйти из этой проклятой квартиры на своих двоих.