Альфа-самка (сборник)
Шрифт:
А пока…
– На, глотни, – сказал Царь, поднимая другую руку, с бутылкой. – Знал, что пригодится. Давай-давай, это лекарство.
Полина и не думала отказываться. Набрала полный рот коньяка и проглотила в два приёма. Снова приложилась к бутылке. Царь с весёлым любопытством наблюдал за девушкой, гадая, когда та остановится.
– Шоколадка есть? – сипло спросила Полина, опустив бутылку после третьего захода. Алкоголь мощными жаркими волнами катился по телу. Девушка чувствовала, как в тепле растворяется без остатка айсберг дикого страха, и наслаждалась этим ощущением.
– Ну вот, другое дело, – сказал Царь, одобрительно смотря на Полину. – На человека стала похожа. Держи, – он протянул ей пару конфет, которые вытащил из кармана.
Полина взяла угощение и, развернув обёртки, запихнула в рот сразу обе изрядно подтаявшие конфеты. Жаркая волна, вызванная алкоголем, уже опадала, растекалась по клеточкам, но своё дело она сделала. Девушка видела перед собой своего рыцаря, своего Царя, а всё остальное отошло на задний план, утонув в парах спиртного. Она снова почувствовала себя виноватой: выдумала себе невесть что, перепугалась, а когда Сашенька пришёл, ещё и ему что-то доказывала. Это вместо того, чтобы поблагодарить как следует.
– Сашенька, – промурлыкала она, – а посвети мобильником немного. Я, кажется, пальцы конфетами испачкала.
Пальцы скользят по стенам – нежно, едва касаясь их. Кожа становится чёрной. Восхитительно – смерть на кончиках пальцев! А какова она здесь на вкус? Оказывается, снова горьковатая, но по-своему. Каждый раз по-своему.
Ноздри втягивают воздух, собирают разлитые в нём запахи. Конечно, прошло время. Многое затоптали, залили. И всё же кое-что осталось. О, да, осталось.
Что ждёт там, впереди?
Царь достал телефон и, нажав на кнопку, разблокировал экран. На пальцах девушки и в самом деле осталось немало шоколада. Полина, не отводя глаз от Саши, начала медленно их облизывать, один за другим, стараясь ещё и взглядом показать, чего ей сейчас хочется больше всего.
Царь ухмыльнулся в темноте, сгустившейся позади экрана телефона. Ишь, как сестрёнка старается! Хорошая девочка. Такую покорную ему ещё учить не приходилось. Наверное, в этом есть особый кайф. Стоит проверить. Но позже, конечно. Он останется с ней тут, когда все уйдут. И вот тогда…
Царь ощутил, как в паху разгорается возбуждение. Да, тогда он устроит урок. Тут парню пришло в голову, что было бы здорово поучить заодно и Светку. Двоих сразу – этого у него ещё не было. Царь ощутил такую эрекцию, что на какой-то миг ему даже стало немного больно.
А что, если… новая идея дохнула на него жаром, и у парня захватило дух. Да! Чёрт побери, да! Пусть одна поучит другую, а он затем преподаст урок оставшейся. Царь представил себе, как учительница превращается в ученицу, как торжество в её глазах сменяется ожиданием поучений, и едва не взвыл от восторга.
Надо только заставить их захотеть учить друг друга. И, кажется, Царь уже знал как. Это тоже приятно. А потом он выберет, кто же сядет за парту, а кто возьмёт указку.
Ух, вот это будет урок!
…А потом можно будет вместе с ними – такими тихими, такими беспрекословно послушными
Надо только так всё организовать, чтобы никто ничего не заподозрил. Ну, за этим дело не станет, ведь Учитель не в первый раз идёт на занятия.
– Ты будешь меня слушаться! Будешь! – Вика, старшая сестра, влепила четырёхлетнему Саше подзатыльник. – Если я говорю, значит, так и надо делать! Я старше, я лучше знаю.
От сильного удара малыш покачнулся и, не сумев поймать равновесие, упал на колени. Заревел с новой силой, размазывая слёзы по щекам.
Семилетняя девочка взяла в руки длинную деревянную линейку и начала постукивать ею по ножке стола.
– Я тебя сейчас накажу, если не перестанешь плакать. Ты сам во всём виноват! Не реви, кому сказала! Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Саша, перед носом которого в опасной близости покачивалась светлая полоска дерева, изо всех сил постарался послушаться. Что такое линейка, он знал уже очень хорошо.
– Вот так, – удовлетворённо заметила сестра, когда всхлипывания малыша стали тише и реже. – Хороший мальчик. А послушался бы сразу, не пришлось бы и плакать. Бери кисточку, садись и рисуй ромашку…
– Дети! – Людмила Павловна обводит холодным взглядом первоклашек. – Некоторые из вас сегодня вели себя плохо. Я накажу их, чтобы вы все поняли: так поступать нельзя.
Учительская указка равномерно постукивает по спинке стула. Тук-тук-тук. Саша сжимается, ожидая наказания. Это он вёл себя плохо. Это его сейчас…
– Саша Царёв, – Людмила Павловна поворачивается к нему. – Ты на перемене бегал между партами.
Тук-тук-тук, стучат каблуки учительницы. Она подходит вплотную к парте, за которой сидит Саша. Тук-тук-тук, стучит указка по крышке парты. Мальчик сидит, сжавшись и не смея поднять голову.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – указка замирает, и в классе становится очень тихо. Саша медленно – так, словно голова весит целую тонну, – выполняет приказ Людмилы Павловны. Лицо учительницы спокойно, а на губах – неужели? – даже видна лёгкая улыбка. Саша смотрит в её глаза, и в сердце вдруг просыпается робкая надежда: а может, его сейчас простят? Ведь он уже и так всё понял, он уже и так испугался и сто тысяч раз пообещал самому себе, что будет слушаться!
– Ты сам во всём виноват, Царёв. Если я что-то говорю, значит, так и надо делать. Или не делать, если я это запрещаю.
Саша начинает тихонько плакать, понимая, что наказание всё-таки будет. Какое, он не знает, и от этого ему ещё страшнее…
Царь потряс головой, выгоняя из неё голоса прошлого. Вообще он считал, что вспоминать о тех днях хоть и больно, но полезно. Они стали источником силы для него, всегда придавали уверенности в себе, в том, что Учитель знает, как надо правильно поступать. Но пока что было ещё не время предаваться воспоминаниям. Позже. Да, позже. Он сделает это после урока, чтобы сравнить его с другими занятиями.