Алгебраист
Шрифт:
После еды Фассин сделал вид, что собирается уединиться в библиотеке и всю ночь рыскать по полкам. Вместо этого он просканировал системные установки дома вплоть до несчастного случая с Валсеиром на регате и его предполагаемой смерти. Он сделал нечто необычное, противозаконное по стандартам Меркатории и обычно бесполезное на Наскероне: ускорился, настроив компьютеры своего газолета и собственную слегка модифицированную нервную систему на максимально разрешенную скорость обработки данных. На это ушло около получаса, но Фассин все же нашел то, что искал: момент (десяток дней спустя после несчастья с Валсеиром), когда дом зафиксировал переориентацию потока энергии и ремонт вентиляции. Высотомер тоже
Потом Фассину пришлось рассчитать, где может теперь располагаться тот сегмент тучетуннеля. Он должен был находиться за началом зоны сдвига, за тем местом, где вся атмосферная полоса сдвинулась одной огромной массой вниз — в полужидкие глубины. Последние двигались гораздо медленнее, чем газ над ними, а обладающие высокой плотностью эластичные моря переходных уровней увлекались, словно против желания, вихрями реактивных струй располагающейся выше атмосферы.
Все это было гаданием на кофейной гуще. На взгляд насельников, атмосферу следовало считать статичной, а глубины (не говоря уже об остальной части системы Юлюбиса, звездах и вообще вселенной) двигались. При наличии лишь воображаемых точек отсчета найти что-либо в глубинах было невообразимо трудно. По прошествии двух сотен лет эта часть тучетуннеля могла находиться где угодно: могла погрузиться в недостижимые области, разломаться или даже отдрейфовать на границу зоны, где ее мог затянуть в себя совершенно другой пояс, северный или южный. Все надежды Фассин возлагал лишь на то, что протяженность нужного ему участка трубы относительно велика. Безвозвратно потерять что-либо, имеющее сорок с лишком метров в диаметре, на пространстве в восемьдесят километров, было не так уж просто даже на Наскероне. И еще он полагался на то, что норма потери плавучести для тучетуннеля оставалась неизменной.
Объем, где мог находиться этот участок трубы (пусть и определенный с обескураживающей степенью гипотетичности), располагался тысячах в пяти километров, хотя и постоянно приближался, многократно обходя планету по кругу. Через десяток часов он снова мог оказаться прямо под домом. Фассин проверил расчеты. Да, это было осуществимо. На экран библиотечной двери он послал записку с просьбой не беспокоить его.
Фассин выдвинулся через потайную дверь приблизительно через час после того, как вошел в библиотеку. Он увеличил свой маленький газолет, выдавив наружу резервные пространства, чтобы создать вакуумные полости и приобрести раздутую, почти сферическую наружную форму: это обеспечило Фассину мягкий спуск при создании минимально возможного уровня турбулентности под домом. Потом он постепенно нарастил плотность, медленно съеживая стрелоид до его наименьших размеров и динамической формы, и нырнул, не включая двигателей, в темные глубины, через нечеткую границу почти неподвижного цилиндра неплотного газа — последнего остатка древней бури.
Фассин включил двигатель и ушел в глубину еще на двадцать километров, после чего продолжил движение по горизонтали, а в тридцати километрах от дома быстро поднялся, сделав горку, в постепенно охлаждающийся и медленно разжижающийся газ, пока не прошел сквозь мглистые слои и не вырвался в пространство над тучами. Фассин увеличил скорость до максимума, придав стрелоиду, насколько было возможно, форму, препятствующую его обнаружению. Газолет не предназначался для подобных выкрутасов, но за долгие годы Фассин с Хервилом Апсилом так модернизировали аппарат, что тот (хотя и не шел ни в какое сравнение с настоящей военной машиной) мог дать фору по незаметности практически всему, что двигалось в атмосфере газового гиганта (опровергая обычные хвастливые заявления насельников об их невидимых
Маленький аппарат двигался под тонким желтым небом, и звезды наверху словно замедляли ход, а потом меняли направление движения, когда Фассин набирал скорость, большую, чем совокупная скорость вращения планеты и попутного газолету течения под ним.
Пролетев менее часа (в течение которого не было видно ничего ни на небосводе наверху, ни в небесах внизу, а это любого навело бы на мысль о том, что во вселенной, возможно, больше нигде нет жизни), Фассин сбросил скорость и стал падать — стрелоид без оси, устремившийся прямо в сердце планеты. Плотность газа нарастала, и Фассин выдвинул дополнительные элероны, чувствуя, как тепло от трения проникает сквозь корпус газолета в его собственную плоть.
Через верхнюю границу сдвига (определенную очень нечетко, шириной в несколько километров, подверженную медленным волнам, непредсказуемой зыби и внезапной тряске) он вошел в саму зону сдвига, начав круговое движение в разрушающей текучести сгустившейся атмосферы. Если интересующая его часть тучетуннеля все еще находилась в этом объеме, ее можно было найти именно здесь: она упала в глубины и продолжала медленное движение вниз, к точке, где вес и плавучесть сравняются под прессом постепенно сгущающегося до жидкого состояния водорода.
Не исключалась вероятность того, что она сместилась в другую сторону и поднялась к вершинам туч, но это было бы странно. Неиспользуемый тучетуннель с его ребрами вакуумных трубок должен был накапливать газ, а потому за тысячелетия осмоса — и дополнительный вес. Когда Фассин был здесь двумястами годами ранее, Валсеиру уже приходилось добавлять плавучести туннелю, чтобы тот не погружался слишком быстро и не тащил за собой дом и библиотечный комплекс. В любом случае, если бы заброшенная секция поднялась, то она должна была остаться в той же атмосферной полосе, а потому и присутствовать на какой-нибудь из карт «Поафлиаса», но ее там не было.
Фассин повел аппарат по спирали вверх на низкой скорости, включив сонар на минимальную мощность: а вдруг кто-нибудь да прослушивает окрестности. (Могла ли полковник последовать за ним незамеченной? Не исключено. Но зачем ей это? И тем не менее он чувствовал, что должен проявлять максимум осторожности.) От света здесь было мало проку — стена тучетуннеля в этих условиях была бы почти абсолютно прозрачна, а потому незаметна. Пробы на радиацию и магнитное излучение тоже не принесли бы результата — никаких остаточных следов здесь не обнаружилось бы.
По прошествии двух часов, когда срок, на который Фассин, по его мнению, мог без опаски отлучиться, подходил к концу, и через несколько минут после того, как он послал ко всем чертям осторожность и включил свои активные датчики на максимум, он обнаружил одно из окончаний тучетуннеля: оно виднелось в густом тумане, напоминая гигантский темный рот. Фассин ввел свой маленький газолет в сорокаметровую пасть, не боясь теперь задействовать сонар на полную мощность — стены тучетуннеля надежно гасили сигнал. Увеличив до максимума и скорость, он помчался по огромной, чуть изгибающейся трубе, словно призрак давно умершего насельника.
Корпус кабинета был на своем месте — полая сфера, почти целиком заполнившая тучетуннель на середине его восьмидесятикилометровой длины, — но тут уже кто-то похозяйничал, оставив одни голые стены. Если здесь и были секреты, их уже похитили или выкинули на помойку.
Фассин включил наружные огни, чтобы осмотреться; здесь все было перевернуто, остались лишь пустые полки, обломки углеродных досок, алмазная пыль, похожая на кусочки льда, и потрепанные волокна, раскачивающиеся в волнах турбулентности от его газолета.