Алхимик
Шрифт:
Несмотря на свою одержимость местью за смерть матери Монти, которая скончалась от рака груди, он всегда одновременно работал и в нескольких смежных областях генетики. В этих исследованиях его радовало и вдохновляло то, что, занимаясь проектом генома человека, ученые и исследователи из разных стран с помощью компьютерной сети поддерживали связь друг с другом, делились базами данных, организовывали совместные начинания, которые никогда ранее не предпринимались в мире науки. Впервые едва ли не весь мир объединился в едином научном проекте.
Пока Монти смотрела на него, он нажал несколько клавишей компьютера
— В чем-то просто не могу разобраться!
«Точнее, мы оба», — подумала Монти, скользнув взглядом по стоящей рядом с монитором большой, в серебряной рамке, фотографии матери и ее самой. Глядя на взъерошенную копну светлых волос и открытую улыбку миссис Баннерман, Монти с удивлением осознала, что все больше начинает походить на мать.
Не поднимая глаз, отец снова заговорил, все так же кипя раздражением. Монти с грустью отметила, что возраст все отчетливее начинает сказываться на нем — тело слабело, некогда прямые плечи ссутулились и спина уже не была такой мускулистой, как прежде.
— Кроу не прав! Таким путем невозможнопередать структуру этого гена, — сказал Дик Баннерман. — Этот человек даже не знает, какие глупости он несет!
Подойдя к отцу, она положила руки ему на плечи.
— Папа, насколько умен доктор Кроу?
Не обращая внимания на вопрос, он отдал компьютеру какую-то команду.
— Видишь? Рекомбинантная ДНК! Я говорил ему, что в этом эксперименте мы должны пользоваться липосомами, а не вирусами. Ушло впустую целых два дня моего времени. — Наконец он посмотрел на дочь. — У этого идиота куча мнений, основанных на ошибочных исследованиях, но он ничему не доверяет, он всегда хочет увидетьсам.
— Он не верит тебе?
— Относится ко мне как паршивый студент! Понятия не имею, почему в половине случаев он не дает себе труд привлечь меня. Только не спрашивай, что у него делается в голове, — похоже, у него какое-то проклятое скрытое расписание, но быть мне последним педиком, если я знаю, что это такое. — Он снова вернулся к экрану.
Монти нахмурилась при словах «скрытое расписание», вспоминая шесть пропавших этажей на плане и капсулы «Матернокса»; в памяти всплыли и те имена, которые она этим утром видела на мониторе Коннора. Eumenides. Medici. Polyphemus.Она обеспокоенно осмотрела кабинет. Это было ее любимое и единственное помещение в доме, в котором в эти дни еще чувствовалась жизнь. Она остановила взгляд на черно-белой фотографии с автографами, на ней был изображен очень молодой Дик Баннерман в смокинге, расплывшись в счастливой улыбке, он стоял между Фрэнсисом Криком и Джимом Уотсоном, открывателями ДНК.
На почетном месте красовалось цветное фото ее отца, в белом галстуке и фраке, в момент вручения Нобелевской премии по химии. Она отправилась в Швецию вместе с ним, спустя два месяца после смерти матери. Она помнила, как играл оркестр, звучали аплодисменты, помнила печаль и гордость за него, которые она испытывала тогда и снова испытывает сейчас, вечером, глядя, как он одинок и как постарел, как в нем копится горечь и неприязнь к «Бендикс Шер», — а ведь еще несколько месяцев назад он был полон надежд…
Скрытое
— Хочешь, я принесу тебе выпить? — спросила она.
— Я думаю, нам пора перекусить — я голоден. Как ты доехала?
Он говорил, не отрывая глаз от своих формул.
— Прекрасно, — рассеянно ответила она. — Я пойду подогрею ужин.
— Миссис Тернбул все приготовила. Припоминаю, она сказала, что только надо вынуть жаркое из духовки.
— Сейчас приду, — сказала Монти, спускаясь. Она прекрасно знала, что отец пропускал мимо ушей указания домоправительницы и, скорее всего, что-то забыл.
В столовой было, как всегда, холодно. Языки пламени, пляшущие над фальшивыми кусками угля, создавали лишь иллюзию тепла, а не настоящий жар. Они сидели друг напротив друга за овальным ореховым столом.
Какое-то время они молча и с удовольствием поглощали жаркое из бычьих хвостов. При жизни ее матери здесь царила совсем другая атмосфера: зимой в камине всегда горели настоящие поленья, стол был украшен цветами и уставлен прекрасно приготовленной едой, Монти любила слушать неумолчный гомон разговоров и смех самых разнообразных гостей, которыми почти всегда был полон дом. Казалось, жизнь покинула его — словно мать забрала ее с собой.
Монти не хватало Коннора. Она ежеминутно вспоминала его. После трех последних ночей было странно снова спать одной в своей старой детской кровати.
— Скажу тебе, кто меня действительно раздражает в «Бендиксе», — произнес отец, подливая себе красного вина.
— Кто?
— Этот чертов проныра, американский юрист.
Ей показалось, будто на сердце ее лег тяжелый камень.
— Коннор Моллой?
— Да ты его знаешь — тот парень из бюро патентов, который подсел к нам за ланчем на прошлой неделе. Не знаю, что за странные игры он ведет… но все время крутится вокруг меня и действует мне на мозги. Я от него тупею.
Порция зеленых бобов попала Монти не в то горло, она закашлялась и отпила воды.
— Может, он ни в чем не виноват, — наконец сказала она.
— Я знаю, откуда он взялся. Один из тех умных маленьких стряпчих по темным делам, которые находят способы обманывать экспертов. Он занимается патентованием генных последовательностей — поэтому компания и привлекла его. Они хотят убедиться в том, что можно запатентовать большой кусок человеческой жизни, и думают, что я легко расколюсь. — Он гневно грохнул стаканом по столу. — Господи, да этот Моллой — мальчишка, у него еще молоко на губах не обсохло! Уважай они меня хоть чуть побольше, так приставили бы игрока постарше! Они что, думают, я вчера родился?
Монти огорчилась. Приготовившись встать на защиту Коннора, она замялась в поисках ответа.
— Я думаю, папа, ты поймешь, что проблема кроется в докторе Кроу. Я не сомневаюсь, что мистер… мистер Моллой делает лишь то, что ему было сказано.
— О, конечно. Он всего лишь подчиняется приказам, не так ли? И что же он собой представляет? Комендант концентрационного лагеря или что-то в этом роде? Он — мыслящеечеловеческое существо. Никто не обязанслепо подчиняться приказам. Я вот никогда этого не делал.