Алхимик
Шрифт:
Она падала зигзагами, то ли летя, то ли пикируя, словно тень, догоняющая сама себя, а затем с тяжелым гулким грохотом врезалась в землю. Она упала всего в нескольких футах от его ног, и он с ужасом услышал жуткий сухой треск. Голова птицы резко дернулась, и ему показалось, что она в упор смотрит на него.
Маленький мальчик остался стоять, не в силах сдвинуться с места, его ноги вросли в асфальт, и он забыл, что вокруг дождем сыпятся осколки стекла. От потрясения у него стала дрожать голова, и он не мог унять эту дрожь. И где-то из глубины желудка поднялся истошный вопль:
— ПААААААПППППАААААААА!
96
Среда, 7
Было десять минут четвертого утра, когда Монти в своем арендованном «воксхолле» подрулила к стоянке, где отец оставлял машину, и тут же убедилась, что его «тойоты» там нет.
Как ни странно, она чувствовала, что оправилась от шока предыдущих событий, словно ее взорванный «эм-джи» был частью дурацкой компьютерной игры, этакой виртуальной реальностью.
Войдя в холл отцовского дома, она увидела, что почта, аккуратно сложенная его экономкой, так и осталась невскрытой. Похоже, что он не был дома со вчерашнего утра, и аккуратно убранный рабочий кабинет и пустая мусорная корзинка служили тому лишним подтверждением. Увидела она достаточно.
Когда она возвращалась к «воксхоллу», ей пришлось с силой потянуть дверь, чтобы справиться с резким порывом ветра. Ей оставалось только сесть в машину, развернуться и направиться к университету.
Она продолжала внимательно наблюдать за встречными машинами, чтобы не пропустить «тойоту», которая возвращается домой, но дорога была почти пустой, и она не встретила ни одной знакомой машины. Она знала, что ей надо остановиться и позвонить Коннору, но не хотела заниматься этим, пока не найдет отца и не убедится, что с ним все в порядке.
К ее разочарованию, она не увидела никаких признаков жизни, когда въехала на автостоянку их старой лаборатории. Само здание было погружено в темноту. Она подошла к центральному входу и открыла дверь. Монти обеспокоилась, когда убедилась, что охранная система не включена — это было одной из тех немногих вещей, о которых отец никогда не забывал.
В помещении стояла странная тишина, и когда она посмотрела наверх, на темный лестничный пролет, то испытала внезапный страх перед тем, что могла обнаружить наверху.
«Пусть все будет хорошо, — взмолилась она, — о Господи, пусть все будет хорошо».
Она включила свет, для храбрости ухватилась за деревянные перила, рывком взлетела наверх и остановилась перед входом в лабораторию, где царила непроглядная темнота. Монти быстро, раз за разом, включила все четыре светильника. Пусто. Никого нет. С гулко колотящимся сердцем она медленно направилась к кабинету. Взявшись за ручку двери, она помедлила, боясь повернуть ее, но затем нажала ручку и с силой толкнула дверь.
Незнакомый красный огонек мерцал в темноте на полу, как раз под письменным столом Дика Баннермана. Наверно, какая-то аппаратура, которую он не выключил, предположила Монти.
Шорох из-за спины испугал ее, и она, повернувшись, уставилась на лестничную площадку. Гудение флуоресцентного светильника над головой, казалось,
Она попыталась определить, на какой же аппаратуре остался мерцать красный огонек, и с удивлением убедилась, что это был карманный диктофон отца. Он привык повсюду таскать его с собой и даже, отходя ко сну, пристраивал рядом с кроватью, чтобы записывать идеи и мысли, которые приходят во сне.
Она подняла его, удивившись, почему продолжает гореть маленькая красная точка «Запись», а затем увидела, что лента подошла к концу, а функция «Запись» так и осталась.
С лестничной площадки донесся очередной шорох. Повернувшись, она быстро осмотрела кабинет в поисках какого-нибудь тяжелого предмета, который в случае необходимости можно было бы использовать как оружие. Если она решит уходить, то ей придется пробиваться к выходу. Продолжая настороженно прислушиваться к звукам на лестничной площадке, большим пальцем она нажала клавишу перемотки, несколько секунд подержала ее в таком положении и отпустила.
В диктофоне слышалось лишь ровное шипение статических разрядов. Она продолжила перемотку. Снова статика. Она давила на клавишу, наблюдая, как идет перемотка. Когда на другой бобине оказалась половина ленты, она снова послушала — но и тогда на ленте не оказалось никаких записей.
Разочарованная, она продолжила перематывать ленту, и, когда достигла отметки в три четверти, молчание было внезапно нарушено квакающими звуками речи, которую прогоняли на большой скорости. Она еще несколько секунд продолжала давить на клавишу, затем отпустила ее и услышала усталый и слегка ошеломленный голос отца:
«Наличие полиовируса, возможно, указывает на намерение воспользоваться оральным способом введения лекарства. Большинство вирусов не могут быть использованы для доставки генетического материала оральным способом, потому что они не смогут выжить в желудочной среде. А полиовирус сможет. Производить дефектные полиовирусы, неспособные к репликации, достаточно просто».
За этими словами последовало молчание, нарушенное случайными звуками на заднем плане, которые и включили механизм голосовой активации: шаги, постукивание, бульканье кофейного автомата, клацанье компьютерных клавиш. Затем она услышала, как отец спокойно произнес:
«Вы подонки. Господи, какие же вы подонки!»
Она уже была готова остановить воспроизведение и отмотать ленту немного назад, когда услышала и безошибочно опознала голос доктора Кроу:
«Добрый вечер, доктор Баннерман. Мне случилось проходить мимо — и я подумал, не зайти ли и не поболтать ли с вами. За последнюю неделю или около того мы с вами почти не виделись. Не уверен, знакомы ли вы с майором Ганном, начальником нашей службы безопасности?»
«Я предпочел бы получить объяснения от вас, Кроу, — что, черт побери, вы делаете с вашим „Матерноксом“, — резко прервал его отец».