Алхимик
Шрифт:
— О'кей, значит, в январе в Нью-Мексико? — с техасским акцентом сказал один из мужчин. — Мы начнем пробное бурение и посмотрим, что оно даст.
— Последние двенадцать месяцев оставили о себе великолепное впечатление, — сказал другой. — Желаем вам самого счастливого Рождества.
— И удачногоНового года, — ответила хозяйка.
— Я не сомневаюсь, что с вашей помощью удача нас посетит, — последовал ответ.
Она улыбнулась и королевским жестом склонила голову.
— Сделаю все, что в моих силах.
— Раньше вы творили
Выражение ее лица чуть затуманилось.
— Нет, джентльмены, чудесами мы называем вещи, которые не можем объяснить. А те, что можем, — это наука. Именно ею я и занимаюсь — а не чудесами.
Троица удалилась. Пока горничная придерживала перед ними дверь, женщина повернулась к Коннору.
— Привет, мам. — Он поцеловал ее в щеку, и она восприняла его поцелуй с таким спокойствием, словно не единственный сын приветствовал ее, а крепостной преподнес положенную десятину. — Разреши мне… э-э-э… представить тебе, — сказал он, и присущая ему уверенность, казалось, покинула его, — Монтану Баннерман… Монтана, познакомься с моей матерью.
Она встала, испытывая легкую растерянность, поскольку не знала, должна ли она протянуть руку.
— Очень рада познакомиться с вами, миссис Моллой.
Женщина бросила взгляд на Коннора и снова без улыбки посмотрела на Монти.
— На самом деле я Донахью. Табита Донахью.
Смутившись, Монти порылась в памяти, пытаясь понять, в самом ли деле она допустила оплошность. Может, эта женщина повторно вышла замуж, а Коннор ничего не сказал? Или она забыла?
Коннор покраснел и запустил руку в волосы.
Мать повернулась к нему:
— Ты оставишь здесь мотоцикл на ночь?
— Нет… я обещал Дейву Швабу, что вечером верну его.
Она покачала головой:
— Мне бы не хотелось, чтобы ты сегодня вечером покидал дом; я собиралась замыкать круг. Если ты должен вернуть мотоцикл, то займись этим сейчас.
Коннор посмотрел на Монти:
— Хорошо… а ты оставайся здесь и отдохни… у меня это займет максимум полчаса.
— Я с тобой.
— Нет, ты замерзла и устала. Расслабься и прими горячую ванну.
Монти действительно чувствовала себя измотанной, но, будь у нее возможность выбора, она бы предпочла отправиться с ним, чем оставаться здесь на попечении этой странной женщины.
Табита Донахью что-то сказала горничной по-испански, и та тут же подхватила принесенную Коннором сумку Монти.
— Хуанита покажет вашу комнату. Я думаю, вы захотите немного отдохнуть и привести себя в порядок. Что вы любите — чай или кофе?
— Я бы предпочла кофе.
— Когда будете готовы, присоединяйтесь ко мне в холле… хотя можно не спешить. — Мать Коннора показала дорогу тонкой, изящной рукой, обильно украшенной драгоценностями.
Комната оказалась уютной, с двойной кроватью и примыкающей ванной комнатой с богатой гарнитурой. Монти села на кровать и попыталась собраться с мыслями, но внезапно почувствовала свинцовую тяжесть усталости. На часах было пять минут пятого, и за окном уже начали собираться сумерки. В воздухе кружились редкие снежинки, и от новых страхов снова свело судорогой пустой желудок.
Она посмотрела в зеркало и ужаснулась своему внешнему виду. Лицо осунулось от усталости, волосы, примятые шлемом, перепутались; в голове мелькнула мысль — должно быть, эта элегантная Табита удивляется: ради всех святых, что ее сын увидел в ней.
Она приняла душ, чтобы освежиться и согреться, переоделась в чистую одежду и, прежде чем рискнуть спуститься вниз, на скорую руку привела в порядок прическу и макияж.
— Здесь вы в полной безопасности, Монтана, — встретила ее Табита. Она сидела перед камином и курила длинную тонкую сигарету. На столике толстого кварцевого стекла стояли серебряный кофейник, изящные китайские фарфоровые чашечки и поднос с печеньем; рядом стояла пепельница, заполненная окурками.
Что-то в интонации, с которой она произнесла эти слова, заставило Монти нахмуриться. Конкретно ничего не вызывало у нее опасений, она ни во что не могла ткнуть пальцем, но это ее не успокаивало, не устраняло мрачных мыслей.
— Благодарю вас, — вежливо ответила она, занимая место напротив хозяйки. — У вас очень красивый дом. Здесь… — Она попыталась придумать причину, которая объясняла бы присутствие свечей, но никак не могла найти нужные слова. — Здесь столько простора, — сказала она, смутившись произнесенной банальности.
Мать Коннора налила ей кофе. Каждое ее движение было полно изящества, и Монти восхитилась ею. Несмотря на несколько предательских линий, на морщины на шее, которые были видны над воротом черного свитера, она ни в чем не уступила бы женщине, которой только что минуло сорок лет.
— Вам с молоком, Монти? — От сигареты шел ароматный дразнящий запах.
— Нет, спасибо.
— Отлично; лучше избегать всех молочных продуктов, когда это случается.
Монти удивилась этим загадочным словам, но тема не получила продолжения. Она неловко огляделась. По обе стороны камина неподвижно, как высеченные из мрамора, сидели два сиамских кота; с белых стен на них смотрели ритуальные маски. И снова Монти почувствовала тишину и спокойствие, присущие храму.
Теперь миссис Донахью смотрела на нее с выражением печали. Она тихо сказала:
— Кое-какие вещи в жизни не стоят этого, Монтана.
Монти чуть не уронила чашку, которую пристроила на коленях.
— Простите?
— Жизнь — это компромисс; когда станете старше, вы это поймете. — Женщина резко поднялась и начала кружить по комнате. Взгляд ее скользил то по стенам, то по растениям; остановившись, она выпрямила чуть покосившуюся свечу, словно оттягивая момент, когда ей снова придется предстать перед Монти лицом к лицу.
Монти смотрела на нее, удивляясь обилию канделябров, бра и шандалов, которые требовали десятков свечей; скорее всего, этим занимается горничная — но зачем? Она заметила рядом фотографию в рамке: на фоне нефтяной вышки миссис Донахью стояла рядом со стройным симпатичным человеком, чье лицо показалось ей знакомым.