Алхимик

Джеймс Питер

Частью подготовки было отрешение от деятельности мозга; все мысли, вся энергия были сконцентрированы на одной точке, на одной крохотной крупинке во всей Вселенной. Той точке в пустоте перед тем, как началось время. Первая крупинка пыли. Меньше, чем атом. Меньше, чем нейтрон. Там, в пустоте, она ждала его.

Иди ко мне.

Она подчинилась. Ее орбита изменилась так, что теперь проходила ближе к нему.

Иди ко мне.

Теперь она, ускоряясь, проходила мимо него и снова исчезала, пропадая в небытие. Через

мгновение она возвращалась, поскольку, пересекая пустоту, должна была вернуться. Вот она возвращается. Пылинка мгновенной вспышкой пролетела мимо него и снова ушла. Из перчатки на его ладони до него дошли легчайшие вибрации; они слились и с его собственными, и с вибрациями пылинки; это был еще не тот диапазон, но его охватила волна удовлетворения. Сигнал — это было единственное, что имело значение, и он поймал его.

«Иди ко мне, — молил он. — Иди ко мне, о да, иди же».

Пылинка прошла мимо него. Она описала полный круг, затем другой, и каждый был чуть короче предыдущего, поиск невидимой тропы среди концентрических кругов, которые продолжали сближаться.

Иди ко мне.

Частотные модуляции начали синхронизироваться. Пылинка превратилась в кусок кварца в дюйм высотой; острие почти касалось экрана на столе. Экран был картой, которая показывала очертания реки Потомак, Чесапикского залива и окружающих пространств земли.

— Масштаб! — резко кинул он.

Легкий шелест компьютерных клавиш, и масштаб карты изменился. Теперь в одном дюйме была одна миля. Появилась сеть улиц.

Маятник снова стал раскачиваться. Сначала он описывал большие круги, а затем они опять стали сжиматься. Наконец острие зависло, лишь чуть подрагивая, над севером Джорджтауна.

Повернувшись к магическому кристаллу кубка, он всмотрелся в черноту святой воды. Смотреть еще пристальнее, собраться — он хочет увидеть образ. Но он не приходит, словно кто-то блокирует его. Кто-то, который знает, как сбивать вибрации, путать их.

Он предельно сконцентрировался, направив всю силу мышления против того, которого не видел, — как две руки, сцепившиеся в реслинге на стойке бара. Он представил себе всю мощь, которой обладает, молитвы, ритуалы и силу энергии — все это он может собрать воедино.

Я Альфа и Омега, Начало и Конец, Первый и Последний.

Иди ко мне.

Яхве.

Он мысленно представил себе все ритуалы. Всю силу металла, который он своими руками отковал в литейной. И молча воззвал к пустоте.

Яхве.

Оно приходило. Теперь он мог видеть это, оно работало. Он чувствовал, как по всему телу выступил пот, на лбу, на груди, чувствовал, как выхлестывает переполняющая его энергия и снова пополняется, иссыхает и прибавляется снова и снова. Так и должно продолжаться, надо собирать все новые и новые силы, потому что впереди долгий, долгий путь.

Есть!

Дом. Небольшой и крепко нуждающийся в ремонте. Дверь открыта, и первой выходит женщина. Да, теперь он видит ее совершенно четко, словно все происходит у него перед глазами

за окном. Он видит, как добыча выходит из дома, быстро целует женщину в щеку, проходит по дорожке, устраивается на заднем сиденье такси. Да, тут не было ошибки, о ней вообще не может быть и речи…

— Я сделал тебя! — закричал он, в возбуждении моментально забыв о протоколе, требующем молчания. — Я сделал тебя, ты, хитрая маленькая сволочь!

105

Вашингтон. Среда, 7 декабря 1994 года

— Хочешь, чтобы я попросила Дейва позвонить твоей матери, когда он придет домой? — сказала Джулия Шваб, когда они стояли на пороге.

Коннор задумался.

— Нет… попозже я сам ему позвоню. — Он поцеловал ее в щеку. — Рад был повидаться с тобой, спасибо за помощь.

— Никаких проблем. Расслабься, а то у тебя загнанный вид. Они просто тебя заездили на работе!

Он улыбнулся:

— Не буду спорить. Береги себя. — Повернувшись, он торопливо прошел по дорожке к ожидавшему такси и дал адрес дома своей матери. Легкие снежинки превратились в снегопад; густые хлопья ковром устилали землю.

Главной его заботой была безопасность Монти, и теперь с ней все было в порядке. Теперь они должны вытащить ее отца — где бы его ни держали. И заняться этим следует без помощи полиции; Монти сама в этом убедилась.

Он посмотрел на тикающий счетчик. Водителем был лысый черный мужчина с фигурой борца сумо; баранка в его могучих лапах казалась детской игрушкой, и он нависал над ней, с ленивой, спокойной уверенностью ведя машину.

— По прогнозу сегодня вечером — большой снегопад. Завтра на улицах будет столпотворение, это уж точно.

Коннор увидел в зеркальце глаза водителя и кивнул в знак согласия. День уже клонился к вечеру, и большинство машин уже включили дальний свет.

— Будет сплошная грязь, да, сэр, — повторил водитель.

Внезапно лоб Коннора пронзила острая боль, и перед глазами все поплыло. Он закрыл глаза, снова открыл их и с удивлением почувствовал легкое головокружение. Дорога пошла под уклон, и, прежде чем выехать на кольцевую, они прибавили скорости, после чего, не сбрасывая ее, направились на север. Снег под острым углом летел на ветровое стекло, и «дворники» смахивали его.

Это все снегопад, понял он, слегка расслабившись, именно из-за него он испытал головокружение, когда смотрел на калейдоскоп мельтешения хлопьев в свете хвостовых огней. Мимо прогромыхал грузовик, и ком талого снега из-под его колес тяжело ударился о ветровое стекло. Коннора бросило в сторону, когда такси резко увильнуло от невидимого препятствия.

Повернувшись, он посмотрел в заднее окно, но полоса за ними была совершенно чистой.

— Что там такое было?

Водитель не ответил.

— Что вы объезжали? — спросил Коннор.

Водитель молчал.

Впереди что-то произошло. Мигающие огни. Появление тормозных сигналов. Грузовик в двухстах пятидесяти ярдах от них резко затормозил. А такси начало набирать скорость.

Коннор нахмурился, пытаясь понять, что делает водитель, и дожидаясь, когда он ударит по тормозам, но он продолжал жать на газ.