Алхимик

Джеймс Питер

Дик Баннерман попытался запротестовать, но доктор Зелигман нагнулся над ним и приступил к делу. Через несколько секунд у него возникло ощущение, что все тело залито бетоном. Он видел, как пальцы доктора оттянули ему челюсть и рядом с ней появилось коленце белой изогнутой эндотрахеальной трубки, словно крюк ловца устриц.

Через несколько секунд он мог только смотреть на Ван Гога и слушать ровное позвякивание вентилятора. Комната была пуста.

111

Вашингтон.

Среда, 7 декабря 1994 года

У Коннора было ощущение, что сейчас у него разорвется сердце.

— Монти! — закричал он. — О господи, Монти!

Он ухватился за край упавшего стола, рывком поднял его, подставил под ноги Монти, вскарабкался на него, ухватился за шнур над ее головой и со всей силой рванул его.

Шнур порвался куда легче, чем Коннор ожидал, и он, чуть не потеряв равновесие, принял на себя вес ее мертвого тела. Он обнял Монти, прижал к груди и попытался уберечь, когда они оба свалились на пол.

Тело ее было мягким, оно еще не успело окостенеть. Он коснулся ее щеки. От нее еще шло тепло.

Крикнув матери, чтобы она вызвала скорую помощь, он принялся отчаянно вспоминать приемы первой помощи, которым его учили в школе. Дыхательные пути.Первым делом дыхательные пути. Шнур врезался в кожу на шее, но распутать его оказалось легко. Лицо Монти было покрыто синевой, а невидящие глаза словно затянуты пленкой. Он поднес ладонь к носу, а потом ко рту. Она не дышала.

Правильное положение.Теперь он вспомнил и его. Далее дыхание рот-в-рот. О господи, успеет ли он совершить шесть необходимых действий. Откинуть назад ее голову, освободить дыхательные пути, прижаться к ее рту, наглухо закупорить его губами, плотно защемить ноздри и три раза с силой вдуть ей воздух в легкие. Сделав это, он тут же оторвался от нее, нащупал местечко на груди сразу же под диафрагмой и обеими руками с силой нажал на него три раза. Дорогая, вернись, не умирай, прошу тебя, не умирай.

Когда Коннор в четвертый раз собирался приникнуть к ее губам, чтобы повторить процедуру, он заметил, что дрогнуло ее левое веко, и от радости у него чуть сердце не выскочило из груди.

— Монти? Монти, дорогая?

Она медленно, еле заметно моргнула. Чуть заметно шевельнулись ресницы; задрожав, они опустились и поднялись снова.

Теплый воздух. Он идет у нее изо рта. Она опустила ресницы. Она дышит. Она жива!

Продолжать массаж грудной клетки. В комнату вбежала его мать. Посмотрев на нее, он крикнул:

— Где скорая помощь? Ты ее вызвала? Где же они?

Мать встала на колени рядом с ним, вглядываясь в лицо Монти.

— Она была повешена, — сказал он. — На электрошнуре, она не дышала. Ради бога, подгони скорую помощь. Пожалуйста.

Табита Донахью внимательно посмотрела на девушку:

— С ней

все будет в порядке. Продолжай. Продолжай делать то же самое. Не останавливайся.

Коннор то непрерывно сжимал ей грудную клетку, то повторял процедуру «рот-в-рот», пока дыхание Монти заметно усилилось. На лицо начали возвращаться нормальные краски. Затем заботу о ней взяла на себя мать Коннора. Она опустилась на пол на колени, вытянула руки ладонями книзу, остановив их в нескольких дюймах над грудью Монти; руки Табиты стали совершать медленные округлые движения над шеей и лицом Монти.

— С тобой все будет в порядке, Монти, — тихо сказала она, продолжая ровные округлые движения рук. — Теперь ты с нами, просто расслабься, теперь ты в безопасности.

Монти открыла глаза и уставилась на них. Первоначальное бессмысленное выражение сменилось смущением. Ее сжатые пальцы распрямились, как у новорожденного ребенка.

Коннор взял ее правую руку, поцеловал ладонь и тихонько сжал ее и тут же почувствовал еле заметное ответное пожатие. Она отвечает, понял он. Она тоже пытается сжать его руку! От радости он закрыл глаза.

— Где мой отец?

Коннор, дернувшись, посмотрел на нее. Последние два часа, пока Монти спала, он не вставая сидел рядом с ней, снова и снова перебирая в памяти последние дни, строя планы. Наклонившись, он поцеловал ее.

— Как ты себя чувствуешь?

Она с трудом подняла руку и коснулась ярко-красной ссадины на шее.

— Не знаю, — сказала она. — Я… я… — Она снова закрыла глаза. — Что произошло, Коннор? Пожалуйста, расскажи мне, что случилось.

— Постарайся заснуть. Теперь тебе больше не о чем беспокоиться. Просто отдыхай. — Он с тревогой смотрел на нее. После того как Монти очнулась, ее следовало бы прямиком отправить в больницу, но это было слишком рискованно — она нуждалась в защите.

— Где доктор Кроу? — прошептала она.

— Все в порядке. Его здесь нет. Он не вернется. Моя мама позаботилась об этом. Он больше не причинит тебе вреда.

Она покачала головой:

— Снаружи… Он был там. Я была как в бреду, и это было ужасно. Он смотрел из-за окна. Он хотел, чтобы я встала на стол и попробовала… он хотел…

Коннор сжал ей руку и кивнул на тяжелые цветастые драпировки:

— Они плотно задернуты, к тебе сюда никто не заглянет. Мы будем с тобой всю ночь, так что тебе не о чем беспокоиться.

— Моя сумочка. В ней диктофон. Прокрути запись.

— Постарайся уснуть, дорогая.

— Прошу тебя, прослушай запись.

Коннор нашел ее сумку и увидел в ней маленький диктофон «Сони». Он вынул его, нажал «Play» и, едва услышав первые слова, подрегулировал громкость.

«…Мы хотели бы получить от вас объяснение, доктор Баннерман, что вы делали с „Матерноксом“, принадлежащим компании».

«Вы предпочитаете, чтобы объяснение прозвучало в суде или перед Комитетом по безопасности медицины?»