Алиби с того света
Шрифт:
Третьим привели авторитетного вора Борю Самарского. Он был не столько толстым, сколько обрюзгшим. Одежда и кожа висели на нем неопрятными складками. Маленькие колючие глазки бегали по лицам полицейских. Пальцы перебирали, теребили бегунок замка-«молнии» на спортивном костюме.
– Боря Самарский? – задумчиво произнес Гуров, разглядывая уголовника. – Кажется, помню я тебя. Было это лет десять назад. Тогда ты был немного порумянее и жизнерадостнее.
– Годы не те, начальник, – высоким голосом ответил Боря. – Ничего не поделаешь. Все мы стареем, тяжелеем.
– Да, –
– Я, гражданин начальник, человек маленький. Правда, кое-каким уважением пользуюсь, верят мне люди. Мне оно и не накладно. Но только не надо на меня глядеть так, как будто я всех на коротком поводке держу. Люди сами по себе живут.
– Так ведь беспредел случился, Боря! – удивился Гуров. – Как же так? И не сявку какую решили порешить, а человека с двумя ходками за плечами. Ты ведь его с уважением в камеру принимал.
– А что я про него знаю? – Боря дернул жирным плечом, отчего по всему его телу пошла волна, даже двойной подбородок колыхнулся. – Может, он и не Горя вовсе, а только так назвался? А что они там ночью не поделили, я и знать не знаю. Может, этот Горя решил к кому-то под одеяло пристроиться? Вдруг он озабоченный? Вот люди и обиделись. Тут меня винить не надо. До Гори в камере спокойно было. Даже мужиков не обижали.
– Боря, а ведь дело серьезное, – заявил Гуров и хмыкнул. – Заказ на Горю пришел с воли. Без твоего плевка никто не стал бы в камере ничего подобного устраивать. Да и гвоздик нашелся. Только вот кто-то успел его сбросить. Большой хвост, Боря, тянется за этим делом, в которое ты ввязался. Как бы у тебя неприятностей не было.
– Не надо, гражданин начальник! – резко проговорил Боря. – Базара не будет. Если виноват в чем, так казните, а если нет вины, то отведите назад в камеру. А подозрения свои при себе оставьте.
– Значит, толковой беседы у нас не получится? Жаль, могли бы договориться. – Гуров покачал головой, разглядывая дряблое тело уголовника. – Ну да ладно, тебе решать. Только учти, если всплывет твое участие, то получишь ты от меня благословение на всю катушку, Боря, вспомнишь, что я задавал тебе вопросы и ждал ответов.
– Чего это ты, начальник? – насторожился уголовник. – Ты меня не прессуй. У нас свои правила, у вас свои. Ты сначала покажи товар лицом, объясни, что к стенке припер, потом уже ставь условия. А так-то что?..
– Ладно, – заявил Гуров. – Я обязательно учту твои пожелания! И к стенке припру, и условия поставлю. А пока иди, думай. Поразмысли о том, что полковник Гуров предложениями не разбрасывается.
– Гуров? Важняк из МУРа?
– Отстал ты от жизни, Боря. Пока ты мотал срок в Якутии, я перешел на работу в Главное управление уголовного розыска. Усек, чем это тебе грозит? Раньше ты из Москвы сдернул и мог думать, что я тебя не достану. А теперь вся страна – моя епархия.
– Ты это, не спеши больно-то. Спешка она, знаешь, до добра не доводит. – Уголовник покосился на прапорщика внутренней службы, вошедшего в комнату, и тяжело поднялся со стула.
– Ладно, – согласился Гуров. – Я пока выводы не делаю. Уведите его!
Допрос еще четверых обитателей камеры, в которой произошел инцидент, ничего не дал в плане раскрытия преступления, зато показал, как расставлены приоритеты среди ее обитателей. Сыщик понял, что Боря Самарский умышленно создавал в камере атмосферу взаимного недоверия и настороженности. Он вроде и не поощрял конфликтов блатных с мужиками, но в приватных разговорах распалял и тех и других всякими подозрениями, намеками, сплетнями.
По сути, он использовал древнюю методику, изобретенную чуть ли не Юлием Цезарем: «Разделяй и властвуй». Эта фраза довольно часто и ярко звучала не только на латыни, но и на других языках. Она вылетала из уст Людовика XI, Марии Медичи, многих политиков и философов более поздних эпох. Скорее всего, эта политическая максима такая же древняя, как и весь окружающий нас мир, как и человеческое общество в целом. Интересно, что Боря Самарский дошел до этой идеи своим умом. Не читал же он, к примеру, трактат Макиавелли «Государь».
Вечером в Зеленодольское УВД приехал тот самый оперативник из СИЗО и попросил Гурова о разговоре наедине.
– Что-то прояснилось? – спросил Лев Иванович.
– Да, товарищ полковник. У меня там два камерника работают. Один заявил, что почтальоном вполне мог быть старший сержант Долгополов. Второй уверенно показал на него. Именно этот самый сержант передал маляву… простите, записку Боре Самарскому.
– Вы уверены? Это точно?
– Точно. В этих сведениях я не сомневаюсь.
– Ладно, хорошо. – Гуров задумался и заявил: – Только вы эту информацию берегите. Вы уже оформили документально ее получение?
– Нет, – оперативник улыбнулся и сказал: – Я ее оформлять не буду. Этот агент мне сильно обязан и платы за свою информацию не ждет.
– Хорошо, вам видней. – Гуров дотянулся до внутреннего телефона, набрал номер кабинета майора Коюшева и проговорил: – Георгий Васильевич, сейчас к вам зайдет оперативник из СИЗО. Он назовет одного человека из дежурной смены изолятора, которая работала… ну да, вы правильно поняли. За этим сержантом надо установить очень плотное наблюдение. Обязательно с применением технических средств.
Гуров еле вытерпел, чтобы не поехать в СИЗО прямо вечером. Он ворочался в постели, беспокоя Коренного. Стажер два раза спрашивал, все ли в порядке с шефом, не сердце ли тревожит.
Лев Иванович ничего ему не сказал. Он повиновался старой привычке, которая предупреждала, что в особо важных и секретных случаях вообще не должно быть посторонних персон любого ранга, владеющих определенной информацией. Потому-то и начальник уголовного розыска знает не всех агентов, работающих на его подчиненных. Любой опер имеет агентуру, которая не проходит по учетам. Частенько для поощрения агента, от которого нельзя было получить информацию официально, писалось сообщение, якобы присланное совсем другим человеком. Таким вот образом можно было не светить ценных помощников и умудряться благодарить их, в том числе и финансово.