Алиенора Аквитанская. Непокорная королева

Флори Жан

«Приказ был отдан и магнатам королевства, которые с этого момента должны были во всем повиноваться воле его матери. Как только ей дана была власть, она освободила из заключения всех пленников, удерживаемых в Англии. Ведь по своему опыту она знала, насколько тяжело человеку переносить мучения плена» [349] , — добавляет он.

Итак, пленница вновь стала свободной — и королевой.

7

От одной королевы к другой

349

Matthieu Paris, 346.

Более чем вероятно, что Ричард был любимым сыном Алиеноры. В подтверждение историки часто ссылаются на хартии королевы, в которых к Ричарду, и только к нему, применено выражение «мой дражайший сын» (carissimus filius), тогда как другие сыновья и родственники удостоены более умеренного эпитета «дорогой сын» (dilectus filius). Жан Маркаль, слово в слово повторивший Режин

Перну, пишет, что «в хартиях Алиеноры Ричард всегда остается carissimus, «дражайшим», в то время как Иоанну достается лишь dilectus, обычная формула вежливости» [350] . Однако данные статистического анализа лексики, использованной в этих актах, опровергают этот аргумент. В хартиях Алиеноры, подготовленных к изданию Николасом Винсентом, я выявил тридцать пять употреблений слова carissimus. Они распределены следующим образом: в семнадцати случаях, то есть почти что в половине примеров, они относятся к Ричарду, в девяти — к Иоанну и в шести — к дочери Алиеноры Жанне. Оставшиеся примеры приходятся на долю родственников и близких королевы. Эти данные уже могут привнести важные дополнения в затронутую нами тему. Но это еще не все: из семнадцати случаев употребления, относимых к Ричарду, шестнадцать из них применены в то время, когда его уже не было на свете, и один — во время его пленения, — то есть при обстоятельствах, оправдывающих использование экспрессивной лексики, выражающую особую привязанность. Зато девять carissimus, применимых к Иоанну, описывают его в качестве правящего короля, что вполне могло бы побудить неосторожного наблюдателя поменять свои выводы. Что касается слова dilectus, то лишь один раз оно появляется в хартиях Алиеноры в превосходной форме (dilectissimus), и относится оно к ее мужу Генриху. Тем не менее не стоит из этого делать вывод о чрезмерной любви Алиеноры к своему супругу, с которым она сражалась и который так долго удерживал ее в заключении. В своей обычной форме (dilectus) это слово применяется к самым различным персонажам, среди которых ее сын Иоанн (два примера), дочь Жанна (один пример) и даже Ричард (один пример). Этот статистический анализ дает представление о формульном, трафаретном языке хартий, на основе которого невозможно установить, каковы были истинные чувства Алиеноры к своим детям.

350

Жан Маркаль (op. cit., 2000, p. 230, note 50) воспроизводит тезис Режин Перну (указ. соч., с. 273). Филипп Делорм (op. cit., p. 268) повторяет то же утверждение — не дословно, но без необходимой проверки.

Природу эмоциональных взаимоотношений Алиеноры и ее сыновей можно уяснить лучшим образом, обратившись к фактам. На основе этих данных становится ясно, что в основном Алиенора старалась покровительствовать Ричарду, которому она хотела передать свое аквитанское наследство, — до того, как она в той же манере начала заботиться об Иоанне. На выражении ее чувств сказалось и то, что она получила свободу из рук Ричарда, даже если не придавать особого значения (без сомнения, напрасно, так как эти верования были тогда чрезвычайно сильны) предсказаниям Мерлина о третьем гнездовье, которым будет обрадован орел разорванного союза.

Как уже было сказано, чтобы покинуть свою тюрьму, Алиенора не стала ждать прибытия Вильгельма Маршала. Не теряя времени, невзирая на боль утраты (13 июля умерла ее дочь Матильда), в свои шестьдесят пять лет она возобновила политическую деятельность и повела себя как настоящая королева Англии, с полного согласия на то баронов [351] . Тех, по крайней мере, кто сохранил ей верность. Раздор между сыновьями и отцом породил серьезные проблемы — мало кто из баронов не перешел тогда на ту или другую сторону, а потому стоило опасаться «чисток». Подобные опасения мог испытывать, в частности, и Вильгельм Маршал. С начала своего восхождения к власти Ричард напомнил ему о недавнем инциденте, во время которого Вильгельм сразил его коня, чтобы дать возможность старому королю спастись бегством:

351

Diceto, II, 67–68; Devize, 14.

«Маршал, прекрасный сир, однажды вы хотели убить меня, и вам бы это удалось, вне всякого сомнения, если бы я своей рукой не отвел вашего копья; для вас это был крайне плохой день». Вильгельм отвечал графу: «У меня никогда не было намерения убивать вас, и никогда я не стремился этого сделать; мое копье до сих пор мне послушно <…>; если бы я желал убить вас, я поразил бы вас со всей силы, подобно тому, как поступил я с вашим конем. Убив его, я, надеюсь, не совершил злодеяния и не раскаиваюсь в этом» <…>. Вот как ответил ему граф: «Я прощаю вас, Маршал, и никогда не буду держать злобы на вас за этот поступок» [352] .

352

Histoire de Guillaume le Mar'echal, v. 9320 sq.

Таким образом, Вильгельм мог быть спокоен насчет своей дальнейшей судьбы — Ричард простил его. Более того: Маршалу, которому тогда было под пятьдесят лет, Ричард дал в жены одну из самых богатых наследниц в Англии, юную Изабеллу де Клер, семнадцатилетнюю графиню Стригайла и Пемброка, — этот брак превратил Вильгельма в одного из самых богатых баронов королевства, в чьем владении окажутся многочисленные земли Ирландии [353] . Король умело подчеркнул, что его отец Генрих лишь обещал Вильгельму эти земли — он же отдал их на самом деле. Правда, речь шла об

исключительном случае, о признании особой преданности Маршала. Гораздо чаще Ричард требовал от присоединившейся к нему знати выплаты больших штрафов за восстановление в правах. [354]

353

Снабдив Вильгельма землями на юге Ирландии, Ричард тем самым сделал удачный политический ход, что прекрасно доказал Джилингейм (op. cit., 1999, p. 101).

354

Histoire de Guillaume le Mar'echal, v. 9364–9371; Gesta regis Henrici, II, 73; Hoveden, Chronica, III, 7; по поводу последнего замечания см. также блестящий комментарий Жоржа Дюби, Guillaume le Mar'echal…, op. cit., p. 150 sq.

(В тексте бумажной книги ссылка на это примечание отсутствует. Прим. верстальщика.)

20 июля 1189 г. архиепископ Руанский опоясал Ричарда герцогским мечом Нормандии и передает ему хоругвь герцогства [355] . Итак, Ричард стал назначенным наследником. Тотчас же он продемонстрировал свою щедрость, предприняв политические шаги, с помощью которых наделся упрочить свою власть в регионе: так, наследнику графства Першского Ротру он отдал в жены свою племянницу Матильду, дочь его недавно умершей сестры Матильды и Генриха Льва, благодаря чему он приобрел в этом стратегически важном регионе ценного союзника. Прежде чем отправиться в Англию, чтобы получить корону, Ричард также принял меры, способные обеспечить мир в Аквитании, Анжу, Мене и Турени [356] .

355

Hoveden, III, 3: «Ricardus <…> accinctus est gladio ducatus Normanniae»; Gesta Henrici, II, 72–73; Рауль Дисет (Diceto, II, 66–67) замечает, что Ричард получил «tam ensem quam vexillum de ducatu Normanniae».

356

Diceto, II, 66–67.

Этот мир зависел прежде всего от его отношений с Филиппом Августом. 22 июля Ричард встретился с ним между Шомоном и Три, чтобы уладить спорные вопросы. Филипп вновь потребовал вернуть ему нормандский Вексен вместе с Жизором. Ричарду удалось заставить его отказаться от этого требования — он пообещал выплатить французскому королю четыре тысячи марок в качестве возмещения ущерба, нанесенного войной, и, наконец, лично дал обещание жениться на Аэлисе. Французский хронист Ригор сетовал по поводу этого соглашения. По его мнению, Жизор должен был принадлежать французскому королю. Казалось, на это же указывало и следующее предзнаменование: когда граф Пуатье ехал верхом по деревянному мосту, ведущему в город, мост рухнул, и Ричард вместе с конем угодил в ров, заполненный водой [357] .

357

Rigord, § 67, p. 97.

После этого договора Ричард со своим братом Иоанном сел на корабль в Барфлёре и отправился в свое королевство. Портсмут, в котором он высадился 13 августа 1189 г., устроил ему триумфальную встречу, приветствуя нового государя как «освободителя». Отныне Ричард считал себя единственным наследником империи и намеревался править в одиночку, как и его отец. Но для этого ему нужно решить участь своего младшего брата. Иоанн поздно примкнул к своему брату, и хотя Ричард принял его «с честью», как подчеркивают хронисты [358] , у него не было никакого желания уступать Иоанну какой-либо крупный апанаж. Тем не менее он щедро одарил Иоанна, женив его 20 августа на наследнице графа Глостера, несмотря на возражения архиепископа Балдуина Кентерберийского, посчитавшего этот брак кровосмесительным в силу родства новобрачных [359] . К этим владениям Ричард, согласно обещаниям своего отца, позднее добавил четыре графства в Англии и земли в Ирландии. Некоторые сочли эту щедрость к Иоанну чрезмерной и предосудительной: Ричарда предостерегали против этого брата, который, по мнению некоторых, только и дожидался момента, когда Львиное Сердце отправится в крестовый поход; стоит королю покинуть Англию, как его младший брат начнет плести против него заговор [360] — что и произошло на самом деле.

358

Gesta, II, 72.

359

Gesta, II, 78; Hoveden, III, 6; Matthieu Paris, II, 347.

360

Newburgh, 301–302.

Ричард, однако, не доверял ни младшему брату, ни сводному брату Жоффруа, которого Генрих II, как говорили, предпочитал всем остальным сыновьям и намеревался назначить архиепископом Йоркским. Правда, тот отдавал предпочтение рыцарству и в силу своего пристрастия и амбиций противился посвящению в сан до последнего момента. Тем не менее, взойдя на трон, Ричард пожелал, чтобы его сводный брат избрал церковный удел — и 23 сентября Жоффруа рукоположили практически против его воли. В этом случае речь идет скорее о политической осмотрительности короля, нежели о подарке; заняв высокий церковный пост, Жоффруа больше не мог претендовать на престижную политическую должность в миру. Что же касается Иоанна, то перед отбытием в крестовый поход Ричард заставил его поклясться в том, что он не ступит на английскую землю в течении трех лет. Эти распоряжения король отдал по отношению к братьям перед тем, как отправиться в поход в Святую Землю: правда чуть позже, как утверждают Рожер Ховденский и Ричард Девизский, Алиенора добилась смягчения этих мер: