Альма 2. Точка бифуркации
Шрифт:
– Я почему-то всегда думал, что ты городской житель, - покачал головой я.
– Сейчас да, - согласно кивнул он, - но родился и вырос я в глухой таежной деревеньке, и охота, порой, была единственным средством выжить в то время для моей семьи. Времена были тяжелые. А уж зимой так и подавно. Родителей у меня не было, а прожить вдвоем на одни дедовы сбережения, было довольно проблематично. Годам к десяти дедовский карабин стал просто продолжением моих рук. Он в то время уже не мог так часто выходить из дома, и на мне уже тогда лежало почти все домашнее хозяйство.
Знаешь, сейчас, когда кто-то из моего поколения говорит, что его трудовая деятельность началась в семь лет, это вызывает дикий приступ хохота и недоверия со стороны современных молодых людей. Мол, старикан
А сейчас теперешняя молодежь, никогда не державшая в руках ничего толще своего... айфона, называет их старыми, выжившими из ума маразматиками. Называют те, кто до двадцати семи лет сидит у родителей на шее, нигде не работая, регулярно зависает в чатах и клубах, и при этом непрерывно учит других жизни, так как именно он, а не кто-то другой, лучше всех во всем разбирается и понимает текущую ситуацию вокруг. Так-то вот. Поэтому не надо мне тут лечить за альтруизм и политкорректность тех ребят, что мы взяли. Я жизнь повидал, уж поверь. И смею надеяться, разбираюсь в ней немного лучше, чем ты.
Шаман снова облокотился к стене и, осмотрев на свет лезвие своего ножа, снова принялся его править.
– А сколько тебе вообще лет?
– спросил я, - в какие годы все это было?
– В разные Дима, - хмыкнул он, - знакомый мой, про которого я сейчас рассказывал, еще при царе родился. Ну, а я, выходит, с тридцать восьмого буду.
– Выходит тебе сейчас... семьдесят девять?
– быстренько прикинул в уме я.
– Что, неплохо сохранился для своих лет?
– улыбнулся мне во все тридцать два белоснежных зуба, моложавый мужчина лет тридцати пяти.
– Более чем, - вернул ему улыбку я, - хотя, я думал, что ты все-таки немного постарше будешь.
– Из тех, кто постарше, мало кто дожил до нашего времени. Не всем повезло попасть в поле зрения поисковиков одаренных и научиться продлять себе жизнь.
– А нам, получается, все-таки повезло, - вздохнул я, - слушай, так выходит, что ты еще Великую Отечественную застал?
– Застал, - кивнул он, - как раз под оккупацию попали в сорок первом. Думаешь, почему еще нам с дедом так выживать приходилось? В леса ушли. У него там как раз сторожка была. Повезло еще, что живы остались. Из всей деревни, почитай только человек пять и спаслось - те, кто, как и мы, в леса подался. Родителей и остальных односельчан, кто не успел спрятаться, каратели сожгли заживо в местной церкви.
– Прости... я не знал...
– Ты и не мог этого знать, - спокойно заметил он.
– Но... как ты попал под оккупацию? Ты ведь говорил, что на Алтае жил. И что родственники там у тебя...
– Да на Алтай-то я только в восьмидесятых переехал, - вздохнув, почесал в затылке он и снова вернулся к точильному камню, - а до этого мы под Брянском жили. Оттуда я родом.
В подвале на некоторое время повисла тишина, перемежаемая только плавным шелестом ножа по камню.
– Так... выходит, тебя тоже нашли также как и меня?
– наконец, спросил я, давно крутящийся на языке вопрос.
– Нет, какое там!
– отмахнулся он, - я довольно зрелым уже был, когда у меня дар открылся. После войны до восемнадцати
– Три?
– удивился я, - а разве тогда не пять лет служили?
– Ты мне еще царскую армию вспомни, - усмехнулся оперативник, - пять лет это только моряки. Да и то лишь до сорок девятого года. А сухопутные - три. Это сейчас все ноют, что ах-ах целый год в армии служить. Так долго! И это при условии, что за них теперь в казармах наемные работники убираются, на кухне готовят профессиональные повара, а форму шьет лично Юдашкин.
– Вот на счет последнего не надо, - не согласился я, - форма у него явно дерьмовая вышла. Я, когда зимой в этом новом бушлате стоял на посту - чуть дуба там не дал. И по части куча народу с обморожениями лежала.
– Да хрен с ней с этой формой, - отмахнулся Шаман, - я к тому, что раньше в армию с радостью шли! Это честь была. На тех, кто не служил, смотрели с сочувствием. Поговорка-то, думаешь, про "хорошо кушать, чтобы в армию взяли", откуда пошла? А ругательное и жутко обидное для молодого парня тех лет слово "негодник" откуда взялось? Вот то-то и оно. А теперь что? Отмазаться от службы - да это ж святое дело! Не сумел? Значит дебил! Таким в армии самое и место. И плевать на то, что те, кто лямку тянет, порой уж точно будут поумнее того дурачья, что на гражданке осталось. Но кому это интересно? Вырастили, мать его, поколение приспособленцев. Каждый из них высокая и одухотворенная личность! Каждый интеллигент в седьмом поколении, созданный только для высоких материй и наслаждения жизнью, а в дерьме пусть другие копаются. Плевать на всех вокруг! Лишь бы мне хорошо было! Я ведь личность. Тонкая и неповторимая. Я один такой. А прочих людей и так навалом. Вот ты вот знаешь, почему раньше у нас была такая мощная экономика, наука, образование?
– Хорошее централизованное управление?
– Идеология, Дима, - грустно покачал головой он, - если у тебя нет своей идеологии, то ты будешь жить по чужой. Все очень просто. Что собственно мы сейчас и видим. А также еще и то, что раньше людям не было так сильно плевать на других и на страну, в которой они живут, так, как это происходит сейчас. Зачем делать хорошо там, где ты живешь, когда можно тупо все засрать вокруг, а потом переехать на новое чистое место? Атомизация общества удалась на славу, нечего сказать. Ладно... что-то меня опять не в ту сторону потянуло. Бесит просто, что с годами работы у людей все меньше, а нытья от них все больше.
Ну, так вот. Полгода пожил еще в деревне, даже в колхоз местный на работу устроился, комбайнером. В технике я тогда неплохо разбирался - в армии научили. А потом махнул на все рукой. Ничего меня там особо не держало. Поэтому продал хозяйство, продал дом и, собрав пожитки, уместившиеся в один рюкзак, уехал в город. Снова поступил на службу. Дослужился до ротного, а потом, через пару лет, попал в Афган. Мне тогда уже сорок один год был... Провоевал три года. Четыре раз был ранен. Последний раз - тяжело. Провалялся в госпитале несколько месяцев и был отозван. Много чего понавидался, на две жизни вперед хватит. Устал морально так, что хотелось уже одного - осесть где-нибудь в спокойном месте и тихонько выйти на пенсию. Благо дело до нее уже совсем немного оставалось. Да тут еще и знакомый один мой подсуетился изрядно - договорился с кем надо и устроил мой быстрый перевод к безопасникам в Новосибирск. Все от этого даже выиграли. Мужик я был толковый, тертый, жизнь повидал. И для той работы, на которую меня брали - годился на ура. Ну а то что возраст... Так у каждого свои недостатки. Тем более что в форме я был отличной. Худой, поджарый и быстрый. На здоровье тоже никогда особо не жаловался. Вот... А потом на меня как-то случайно натолкнулся один мужик, приехавший погостить к своему товарищу на нашу работу. Увидел и при этом сильно удивился, почему-то пристально на меня уставившись. Это потом, уже чуть позже в кабинете у Митрова, я узнал, каким даром я обладал все это время...