Альма 2. Точка бифуркации
Шрифт:
– Время?
– удивился я, - это с самого рождения что ли?
– Хех! Будь у меня активная альма, лежал бы я при смерти в госпитале с отстреленным легким в восемьдесят первом?
– усмехнулся он, - не знаю, когда она у меня открылась. Да и никто не мог этого восстановить точно. Но явно уже не первый год. Так что развивать ее было бесполезно, но и от того, что мне досталось, голова просто кругом шла. Пусть Альцман и называет это лишь "животным пакетом услуг", но кто бы из людей отказался от возможности жить вечно, регулируя настройки своего организма? От силы, от скорости и регенерации?
– Никто.
– Вот то-то и оно. А на счет того, кто сидит за этой дверью - ты иллюзий не питай. Это больше не тот
– Не надо так, - посмотрел я на него, - если ты был до этого человеком, то ты этого никогда не забудешь.
– Да ну?
– усмехнулся он, - а по мне так очень даже легко. Некоторых разумных даже без смены вида и так язык людьми назвать не поворачивается. Что уж говорить об этих...
– Уроды есть везде, - пожал плечами я, - но не стоит по ним судить всех.
– Нихрена-то ты, похоже, так и не понял, - покачал головой Шаман и неожиданно рявкнул, - Дима, очнись! Биология и деятельность формируют сознание! А также традиции и мораль, о которых мы у них ничего не знаем! Как ты можешь быть уверен в своей безопасности и безопасности своих близких, когда рядом с ними находится такая тварь?! Да, бывают, как ты говоришь, "исключения". Но сколько таких из общей многомиллионной массы? И если один из них скажет тебе: "Ой, какой милый, пушистый кролик! Я буду любить его и заботиться о нем всю жизнь!" То другие четыре сотни его товарищей тебя тупо убьют и сожрут. Просто потому, что ты мясо и не более того.
– Мы не кролики!
– огрызнулся я, - мы люди! И мы почти такие же, как они!
– Обезьяны тоже "почти такие же", - усмехнулся Шаман, возвращаясь к своей прерванной работе, - и знаешь какое одно из популярных блюд на Востоке? Обезьяньи мозги.
– Но...
– Причем едят их живьем, - не обращая внимания на мое восклицание, как ни в чем не бывало, продолжил он, - сначала опаивают обезьяну неделю коньяком. Это чтобы она не чувствовала болевого шока и не умерла сразу. А потом аккуратно срезают черепную коробку и раздают всем желающим ложки. Блюдо подается еще живым и теплым, на радость довольным гурманам. Что ты скажешь по этому поводу? И это делают не какие-то мифические монстры, упыри или вурдалаки. Это делают обычные люди. Такие же, как мы с тобой. Они даже не отличаются от нас видом или строением психики. А знаешь, что самое страшное? Зная это, мне тяжело представить, как в их культуре, - он кивнул на запертую подвальную дверь, - принято подавать к столу человека. Особенно если твоя фантазия живет и развивается на этом свете уже далеко не одно столетие...
В коридоре повисла тяжелая тишина.
– Иди-ка ты лучше поешь, Димка, - сочувствующе похлопал меня по плечу Шаман, - я же вижу, что у тебя в животе уже почти двое суток еды не было. Не стоит тратить резерв впустую на такие мелочи. И поспи заодно. Тебе всю ночь на часах стоять.
– Выспался уже, - буркнул я.
– А ты впрок поспи, - ничуть не смутился оперативник, - спать и есть нужно именно так, особенно в нашем положении. Никогда не знаешь, когда выдастся следующая возможность.
– Наверное, ты прав, - вздохнул я и поднялся на ноги, попутно отметив, что и тут он не соврал - жижа действительно уже впиталась в кожу не оставив после себя ни малейшего следа, - а за пленным... пленными, ты один присматриваешь? Не опасно?
– А чего мне опасаться?
– философски заметил он, - три ампулы блокиратора и спят как миленькие почти шесть часов! Сиди да загорай.
– А если они к этой штуке привыкнут?
– Судя по клеточной активности и реакции иммунной системы - это случится не раньше, чем через пару месяцев, - отмахнулся тот, - а к тому времени либо их уже не будет, либо... ну ты понял.
Кивнув, я молча повернулся и пошел к выходу из подвала. Однако
– Полковник сейчас в лаборатории?
– Не, - покачал головой, снова вернувшийся к заточке, уже и без того чуть ли не микронной толщины лезвия Шаман, - они с Архипом в магазин пошли. Будут примерно через час.
– Понял, спасибо.
Кухня встретила меня запустением и большущим мусорным пакетом, во всю источающим из угла неприятный запах уже порядком несвежего мусора. Оно и понятно. В свете последних событий заморачиваться готовкой было особо некому. Все либо занимались насущными делами, либо стояли в охране, либо вообще плавали в мутной жиже в полурасчлененном состоянии. Закупкой продуктов тоже заниматься было некому, хотя полковник и решил озадачиться этим лично. Видно, совсем уж мозг закипел от всех этих событий и откровений, свалившегося на него за последнее время. Решил дядька немного проветриться.
Помыкавшись по замкнутому пространству и с тоской заглянув в пустой холодильник, я все же сумел отыскать в буфете завалявшуюся одинокую банку тушенки и большой пакет сухарей. Была еще крупа, но варить сейчас кашу не было никакого желания. Тем более, что в скором времени ожидался большой подвоз свежего продовольствия. Конечно, вскрыв ножом банку, я поставил ее подогреваться на плиту, накануне штурма этого общежития упырей запасы у нас были, и довольно большие, но... Большие для обычного человека и большие для одаренного - это две совершенно разные вещи. Учитывая постоянно повышенный уровень мозговой активности и метаболизма, еды нам требуется намного больше. Это в спокойном состоянии эта разница не особенно отличается от потребления обычного среднестатистического человека (в конце - концов, бывают жруны и похлеще) а вот в боевом режиме... Когда мозг работает на пределе, а мышечные волокна рвутся от напряжения и ускорения, там уже одной порцией супа не отделаешься. Если даже обычный человек, после долгого физического труда нуждается в большом количестве калорий, то, что уж говорить про подобные нагрузки? Да еще и мозг потребляет столько, что уму непостижимо.
Помню, как Альцман мне в свое время рассказывал о том, что при интенсивной умственной работе на мозг уходит до 25% всей получаемой от пищи энергии. Но это опять же, у обычного человека. У нас же этот процент будет явно побольше. А теперь представьте все это вместе - физическую и умственную нагрузку одновременно на запредельных для организма скоростях. Тут уже даже резерв не поможет, тем более, что он подпитывает лишь частично и отвечает за совершенно другие функции. А уж если ты еще и ранений при этом кучу наполучал - то вообще труба. Вот и приходится уничтожать продукты со страшной силой, стараясь как можно быстрее восстановиться и делая при этом акцент на белок и сладкое. Особенно на последнее. Одаренные все от природы поневоле сладкоежки.
Глядя на то, как на плите медленно закипает тушенка, я тяжело вздохнул, поднялся из-за стола, и, подхватив тяжело пахнущий огромный мусорный мешок, потащил его на улицу. Есть, разумеется, можно еще и не в таких условиях, но зачем, когда все можно сделать культурно? Нет, конечно, я закинул мешок в мусорный бак у дороги и вернулся обратно, попутно распахнув глухо задраенные оконные ставни, открывающие из кухни великолепный вид на летний сад, всякие бывают индивиды. Помню, находились и такие, кто в армии тайком жрал хлеб в туалете, но это уж совсем ни в какие ворота. Я снял с плиты тушенку и, достав с полки тарелку, принялся делать из нее и сухарей какое-то подобие бутербродов. Не Бог весть, какой завтрак за два дня, но с чаем должно пойти замечательно. Тем более, что у меня для него есть самая лучшая в мире приправа - голод. Выбросить пустую банку в чистое мусорное ведро. Ну, теперь и поесть можно!