Альма 2. Точка бифуркации
Шрифт:
– Не замечал раньше в тебе пристрастия покопаться в грязном чужом белье, - скривил губы в усмешке он.
– Я... просто случайно ее увидел и...
– И решил почитать то, что совершенно тебя не касается, - закончил за меня он, внимательно рассматривая мое лицо, - признаться, я был лучшего о тебе мнения.
– Я не знал, что Стен ведет дневник, - буркнул я, после чего встал и, выудив из-за тумбочки спутанный моток зарядки, подсоединил довольно пискнувшую книгу к ближайшей розетке, - это же строжайше запрещено нашим уставом.
– Довольно убогая с твоей стороны попытка сменить тему разговора, - презрительно усмехнулся оперативник, -
– Самое наше существование уже является тайной.
– Верно. Однако без того, что я только что тебе напомнил, вся эта писанина, является не более чем обычной выдумкой.
– А если бы кто-то нашел дневник и сумел сопоставить указанные в нем события и факты?
– Начнем с того, что где попало он его не оставляет, - грациозно сложив ноги на подоконник, проговорил Льет, отрешенно глядя куда-то в сторону далекого леса. Несмотря на его спокойствие и внешне расслабленное состояние, я точно знал, что сейчас он держит под контролем как минимум все подходы к дому в радиусе двухсот метров.
– Ту электронную копию, что ты нашел рядом с ним, воспользовавшись его невменяемым состоянием после смерти нашего брата, он берет с собой лишь раз в несколько лет. Когда хочет вспомнить то, что память держать уже не в состоянии. И дополнить. То, что боится забыть навсегда. Где хранится сам бумажный вариант и одна из резервных электронных копий - не знаю даже я.
– Но... зачем, - воскликнул я, - у одаренных же не бывает маразма. Да даже если бы вдруг и случился - он сам же себе его и вылечит за мгновение. Если автоматическая регенерация вдруг каким-то чудом сама не обнаружит и не исправит эту проблему.
– Когда твой разум перешагнет столетия, вспомни еще раз свои слова, - лениво скосил на меня глаза Льет, - если доживешь, конечно. Вспомни это, когда канут в Лету воспоминания и связанные с ними те самые мелочи, которые и наполняют твою жизнь смыслом. И поделать с этим уже ничего будет нельзя. Каким бы одаренным ты при этом не был.
– Я не знал, что он настолько стар, - прошептал я, глядя на спящего, на кровати мужчину, - сколько же ему лет...
– О, я смотрю, кто-то все же не успел дочитать чужие письма до конца?
– Я не хотел их читать, - огрызнулся я, - мне просто было интересно, что это за книга лежит на постели.
– Ну да, - серьезно кивнул оперативник, - и именно поэтому ты так увлеченно копался в ней целых полчаса.
– Мне просто хотелось увидеть дату, когда была сделана первая запись, - признался я, - только и всего. Но там, в конце, ну... то есть в начале вообще пошли какие-то непонятные закорючки и символы, написанные непонятно на чем. Я не смог в них разобраться.
– Сейчас вообще мало кто умеет читать наши руны, - флегматично заметил он, - я этому не удивлен.
– Так сколько же ему лет?
– Спроси его об этом сам, когда он проснется.
– Он не хочет говорить об этом.
– И что?
– удивленно приподнял бровь Льет, - Ты думаешь, что я горю желанием говорить с тобой об этом?
– Я думал это не такой уж и сложный вопрос.
Молчание. И безразличный взгляд, уставленный в пространство.
– А что с вашими родителями?
– осторожно спросил я, - прости,
– Мы не родные братья, - не поворачиваясь ко мне соизволил ответить Льет, - и у всех у нас были разные родители.
– О... я не знал...
– Стейнульв самый старший из нас. Именно он нашел меня в 1768-ом под Бирмингемом, истекающего кровью с перерезанными сухожилиями в сточной канаве города. Он вылечил меня, научил всему и принял в свою семью. С тех пор я обрел новый дом и взял себе его родовое имя. Точнее, одно из имен его рода. Ему я обязан всем. Я удовлетворил твое, любопытство, мальчик?
– Да...
– мне стало как-то неловко, - хочешь, я сменю тебя сегодня пораньше? У меня сна сейчас ни в одном глазу, а ты наверное и не спал особо с тех пор как мы вернулись с того рейда.
А в ответ тишина и все тот же безучастный взгляд в сторону леса. Помню, как раньше меня сильно раздражала подобная манера общения у этого человека - хочет - ответит, а хочет - и нет, если не считает это нужным, разумеется. А потом как-то привык. Тем более что с ним мы не особо часто пересекались на базе, да и во время моей короткой рабочей карьеры в отделе. Чудо вообще, что он сейчас все это время со мной разговаривал.
Я вздохнул и поднялся на ноги. Немного поразмыслил и потопал в дальний угол, в котором виднелись осколки красивой напольной вазы и пара сланцев, враскоряку торчащие из ее обломков. Поднять, отряхнуть и поставить их возле кровати рядом с кроссовками. Вот так...
– Так тебя сменить пораньше или нет?
– я повернулся к окну и уставился на пустой подоконник. В пустом проеме легонько играл занавесками прохладный лесной ветер.
Разбудил меня шум открывающихся дверей машины и рокот голосов, о чем-то оживленно переговаривающихся внизу. Помотав головой, чтобы быстрее прогнать остатки сна, я зевнул и вылез из-под козырька веранды, на которой так удачно прикорнул после своего скромного завтрака. При первом же воспоминании о еде, желудок жалобно квакнул, напоминая, что пара сухарей с тушенкой это, конечно, весьма хорошо, но за двое суток как-то не катит... Свесив ноги с крыши, я поправил мятые джинсы и посмотрел на солнце - времени было еще только чуть за полдень.
– Эй! Чьи это там волосатые ляжки висят?
– тут же раздался снизу удивленный баритон.
– Мои, не видно, что ли?
– буркнул я, свешиваясь через край, и от неожиданности чуть не свалился вниз, - Семен?!
– А кто ж еще, - добродушно усмехнулся тот, наблюдая за мной из под сложенной козырьком руки. Солнце палило нещадно.
– Семен!
– спрыгнув вниз я, крепко обнял пожилого оперативника, с которым, в свое время, столько дней провел на дежурствах в лесу. На моей памяти, этот всегда спокойный, рассудительный дядька, так обожающий рассказывать забавные истории из своей богатой биографии, вызывал у всех исключительно теплые чувства. Бывают такие люди, что вот вроде бы и знакомы вы с ними всего ничего, а такое ощущение, будто бы знаешь их уже всю жизнь. Причем залезть в душу или как-то специально вызвать доверие Семен никогда ни у кого не старался. Он просто был таким, какой он есть, и жил так, как ему было комфортно. Этакий слегка простодушный, веселый работяга, любящий выпить и поговорить за жизнь, - как вы тут??