Альма-матер
Шрифт:
Кирилл Эдуардович почувствовал, что инициативу нужно срочно отнимать и громко спросил:
– А кто из вас ведёт собственные блоги? – Он вышел из-за стола и сделал несколько шагов вперёд, показав, что он их не боится и готов идти на сближение. – Поднимите руки.
Руки подняли человек двадцать.
– Отлично! – Кирилл Эдуардович, казалось, сильно обрадовался. – А теперь я расскажу вам, почему даже самый популярный блогер никогда не сможет стать профессиональным журналистом!
Вбросив в аудиторию этот откровенно дискуссионный тезис, Кирилл Эдуардович нарушил всю заранее спланированную логику лекции, но сумел переключить внимание со своей собственной персоны. Студенты зашумели, заспорили, начали что-то обсуждать
Лекция закончилась, студенты шумно расходились. Кирилл Эдуардович вернулся к столу и бессмысленно перекладывал в своей итальянской сумке какие-то вещи. Ему хотелось поскорее остаться одному. Общение с выпускниками, для которых он был случайным, чужим преподом, оказалось выматывающим, и он был рад, что его модный светло-коричневый пиджак прикрывает мокрую на спине рубашку.
Когда все ушли и в аудитории стало тихо, Кирилл Эдуардович поднялся по ступенькам к самым верхним рядам, которые заканчивались высокими арочными окнами. Повернулся. Постоял немного, чему-то улыбаясь, и сделал несколько шагов вниз. Сел на скамейку, положил руки на длинную парту, традиционно покрашенную в черный цвет. Эти парты перекрашивали часто, потому что, несмотря на все просьбы и угрозы, на них постоянно проступали вырезанные ножиком, нацарапанные скрепкой или написанные ручкой студенческие татуировки, летопись любви, дружбы, ревности, приправленная цитатами классиков.
И даже сейчас, второго сентября, Кирилл Эдуардович разглядел в стороне выведенную жирной ручкой простую, но ёмкую фразу: «Толя дурак!»
«А дурак ли этот Толя? – неожиданно подумал Кирилл Эдуардович. – Может быть, эта надпись и не оскорбление совсем, а чьё-то тайное признание в симпатии?» Он поднялся и пошёл к центральному выходу.
Только что прозвенел звонок на следующую пару и большое пространство, объединившее вокруг себя все три этажа, коридоры, арки, лестницы, кабинеты, большие и маленькие аудитории, стало быстро затихать: студенты и преподаватели расходились по лекциям и семинарам.
Через минуту Кирилл Эдуардович остался один. Сквозь стеклянную крышу лился яркий дневной свет, который внутри здания дробился на блики, подсвечивал каменный пол, колонны, балюстрады открытых этажей и делал ещё темнее и таинственнее уходившие вверх лестницы.
Напротив главной аудитории открывался высокий проход, через который можно было попасть в полукруглое, казалось, немного забытое помещение. На самом деле это был центральный вход в университетское здание. Его и сейчас открывали иногда по праздникам или для встречи важных гостей, но это случалось редко. А между этими событиями никому ненужный портал превращался в тупиковый, аппендицитный отросток, где перед экзаменами прятались интроверты или тайком целовались влюблённые. На студенческом сленге это место называлось собачкой, потому что приходившие на занятия курсистки начала двадцатого века оставляли здесь на время своих питомцев.
Кирилл Эдуардович прохаживался по залу, представляя себя в центре маленькой Вселенной, и чувствовал, что реальность непостижимо перемешивается в нём с прошлым. Первокурсником именно здесь он впервые встретил Таню: подвижную блондинку с яркими голубыми глазами. Она прошла мимо, а он оглянулся и понял, что жизнь его изменилась.
Со стороны закрытого центрального входа послышался какой-то шум, который все усиливался и стал рассыпаться на звуки шагов, голоса и женский смех. Кирилл Эдуардович повернулся и увидел, что в зал выходят
– Кирилл Эдуардович, – услышал он женский голос. – С вами всё в порядке?
Он словно очнулся и увидел перед собой двух улыбающихся девушек с распущенными волосами, в джинсах и ярких блузках. Они сильно отличались от тех, которые только что прошли мимо него.
– Да, конечно, – ответил Кирилл Эдуардович. – Задумался просто.
– У вас, наверное, столько воспоминаний, – сказала эффектная стройная брюнетка. – А мы только что слушали вашу лекцию про журналистов и блогеров. И, знаете, нам понравилось! Хотя, если честно, сначала все думали, что будет очень скучно. Меня, кстати, зовут Виктория, а это, – она кивнула в сторону подруги, – Аня.
– Таня? – переспросил Кирилл Эдуардович.
– Аня, – улыбнулась шатенка с карими, чуть раскосыми глазами, делавшими её лицо не только симпатичным, но и каким-то неповторимым.
– Извините, пожалуйста!
– Ничего. Мы хотели спросить, что интересного почитать о журналистике. Посоветуете?
Они прошлись по залу, спустились по лестнице и остановились возле столовой. Кирилл Эдуардович порекомендовал им несколько книг и спросил:
– А почему вы не на занятиях?
– Если честно, – заговорщицки понизив голос сказала брюнетка. – Мы прогуливаем одну очень скучную лекцию по старославянскому языку. Никаких сил уже нет слушать все эти, – она произнесла с гротескным проносом, – кня-язи, мя-ясо!
– Я тоже старослав не любил, – признался Кирилл Эдуардович. – Пересдавал несколько раз.
– А ещё есть очень хочется! – добавила Аня. – Поэтому мы идём в буфет. Вы нас не сдадите?
– Не сдам, – улыбнулся Кирилл Эдуардович. – Приятного аппетита!
Девушки поблагодарили и ушли на свой поздний завтрак.
– А он ничего, этот журналист, – говорила брюнетка своей подруге, облизывая с верхней губы вкусную кофейную пенку. – Можно с ним и замутить.
– Смотри, Вика, обвинят потом в харассменте.
– А мне-то что? Его же обвинят, не меня.
Они обе расхохотались и так долго не могли успокоиться, что даже привычная к студенческим выходкам буфетчица крикнула им из-за витрины с пирожками и сосисками.
– Девочки, вы же здесь не одни!
Кирилл Эдуардович шёл по аллее к метро Фрунзенская в замечательном настроении. Первая лекция удалась, его тема была интересна, он не показался занудой, а рубашка под пиджаком высохла! И это восторженное состояние требовало какого-то продолжения, не пускало в одинокую квартиру, быстро ставшую чужой после развода.
Уже подходя к метро, Кирилл Эдуардович увидел, как несколько человек свернули в парк, и вдруг понял, чего хочет! Он заглянул в ближайший магазинчик и купил там бутылку красного вина. Положил её в свою сумку и вернулся ко входу в парк. Там, под высокими деревьями какой-то бывшей усадьбы, между извилистыми дорожками прятались детские и спортивные площадки, уединенные скамейки, и даже два пруда, в которых плавали утки, а иногда и лебеди.
Эта территория носила когда-то имя Мандельштама и долгое время студенты- филологи были уверены, что пьют пиво на скамейках парка, связанного со знаменитым поэтом. Но потом оказалось, что к Осипу Мандельштаму, репрессированному и запрещённому в советские годы, это уютное место не имеет никакого отношения, а названо по фамилии рабочего, активно свергавшего царскую власть. Это открытие стало неожиданным разочарованием, но прелести самого парка не испортило.