Алмаз бриллианту не судья
Шрифт:
Емельянов развернулся на высоком вертящемся кресле и недоуменно посмотрел на своего помощника. Усталое, с сеткой мелких морщинок вокруг глаз лицо его слегка исказилось, и он голосисто захохотал
– Маклаудом? – еле выдавил он из себя, с трудом переведя дыхание. – Да не Маклаудом, а Маклаем.
Судорожно подрагивая и утирая невольно выступившие слезы необъятных размеров платком, который он долго вытаскивал из кармана, но так полностью и не достал, Емельянов то сгибался в поясе, то откидывался и раскачивался, чуть ли не ударяясь головой о стену. Он смеялся так весело и заразительно, и так нелепо пришлепывал при этом губами, что Сергей невольно поддался его настроению и закатился в заливистом сиехе. Наконец, успокоившись, Емельянов легко оттолкнулся
– Тут, Серега, такая история. Расскажу, пока никого нет. Только ты смотри, молчок – офицерская тайна. Рогов-то у нас недавно, года два. А до этого по оргпреступности работал. Пришел сюда – ни бе, ни ме, ни кукареку. Ну, как ты, примерно. А происшествий у нас, сам знаешь, – не соскучишься. Решения-то ему принимать надо, вот он и давай во все вникать. Чуть, где что случилось – полетел. А как еще разберешься? Специфика. И вот однажды получаем сообщение: на Узловой во время следования в пассажирском поезде Москва-Чита у гражданина по имени Брухто Кроми украли десять тысяч долларов.
– Ничего себе!
– Вот именно. Докладываю Рогову, а тот аж подскочил и – шапку в руки. Пока машину заводили, пока собаку доставили, то да се, тут и поезд подошел. Влетаем мы со следственно-оперативной группой в вагон. А ночь, свет тусклый, ничего не видно. «Где, – спрашиваем, – потерпевший»? «А вон он, – отвечает проводник и показывает на какой-то сверток цветастой ткани. Пригляделись, а это – негр. Только белки глаз посверкивают. Ладно, начали беседовать. Тот лопочет что-то по-английски. Рогов попробовал его допросить, но, то ли в акценте не сошлись, то ли в разных британских университетах обучались, только негритянского «оксфордского» произношения со своим «кембриджским» образованием наш майор не понял. Пришлось идти по вагонам в поисках переводчика. Нашли китайца, который владел китайским и английским языками, но зато совершенно не понимал русского. Тогда я снова прошел по вагонам и нашел второго переводчика – но, вот же невезуха, тоже китайца, который немного говорил по-русски. Допросили потерпевшего, кое-кого из его соседей по вагону, проводника и скинули информацию в Читу.
Разыскать там женщину-негритянку, которая, по словам потерпевшего украла деньги? Да пара пустяков. Даму задержали. Теперь потерпевшего надо было отправить. Без сопровождения не положено, а где его взять? Тогда что ж? Думали мы думали и придумали. Рогов берет документы на багаж, а в графе «груз» пишет: «Брухто Кроми – 1 штука». Проводник, получая такой необычный груз, начал было возникать: людей, мол, животных, пчел и так далее, согласно пятого параграфа тарифного руководства, перевозить нельзя. Тут я и говорю: «Согласен. А про негров в руководстве что-нибудь говорится?» «Нет, про негров ничего». «Ну, если не запрещено, значит, разрешено», и втолкнули мы бедолагу в вагон – отправили. В сопроводительной я указал, что направляется уголовное дело такое-то, по факту кражи там-то. Приложение: дело на стольких-то листах и Брухто Кроми – 1 штука.
Уголовное дело в Чите сначала, естественно, попало не к оперативникам, а в канцелярию, где быстро оформили, что поступило уголовное дело и с ним одно вещественное доказательство – Брухто Кроми. По закону вещдок необходимо было закрыть в камеру вещественных доказательств… Там тоже с ним помыкались.
А позже выяснилось, что кражи-то вовсе и не было. Просто в вагоне этот самый Брухто с женой поругался. Вмазал ей по мордам. Она же, ну, ты понимаешь, встала на дыбы, забрала деньги и выскочила на ближайшей станции. Вот об этом он и заявил, что, мол, жена сбежала. А поскольку был двойной перевод, фразу «взяла деньги» поняли как «украла», слова «найти ее» превратилось в нашем понимании в «привлечь к уголовной ответственности». Негр все время говорил про жену, а переводили как «женщина». Вот с тех пор Рогов и стал Маклаем, вроде как покровитель африканцев
Телефонный
– Ты только, смотри, при нем не ляпни – обидится, – протягивая руку к аппарату, предупредил Емельянов. – Тогда сидеть тебе здесь со мной в дежурке как семафору на разъезде.
– Кто? – донеслось из трубки, едва капитан поднес ее к уху.
Так мог спрашивать только начальник дежурной части областного УВД Ветров. Емельянов невольно насторожился – тот с добром никогда не звонил. Капитан решил опередить неприятность и взять инициативу в свои руки.
– Я, Петрович, – резко ответил он. – Какого лешего тебе надо? Некогда мне с тобой рассусоливать. Скорый на подходе.
– Придется тормознуть, – в тон ему пробурчал Ветров. – Бомба у тебя. Теперь в зале ожидания. Ну, бывай.
В трубке послышались короткие гудки.
Положив ее на место, Емельянов, внешне не особенно взволнованный сообщением, связался с Роговым, позвонил дежурному по вокзалу и, оставив за себя Сергея, метнулся в зал ожидания: хуже всего, если пассажиры заподозрят неладное, и начнется паника. Но здесь было тихо, и Емельянов успокоился. Ему даже не пришлось напускать на себя безразличие и отрешенность, как он обычно делал, сталкиваясь с опасностью.
На его появление никто не обратил внимания. Кто-то дремал в креслах, низенький, с лысиной в половину головы, но, тем не менее, привлекательный мужчина стоял в небольшой очереди у стойки буфета. Нетрудно было догадаться, что ему невтерпеж не столько утолить голод, обычно то и дело дающий себя знать в часы тягостного ожидания, сколько перекинуться парой слов с улыбавшейся ему симпатичной молодой продавщицей в кокетливой белоснежной наколкой на самом верху пышно взбитой прически. Двое подвыпивших парней, сидевших около входной двери, крадучись разливали водку в белые пластмассовые стаканчики, и то и дело настороженно посматривали по сторонам. Заметив милицейского капитана с красной повязкой на рукаве форменного кителя, они нарочито лениво поднялись и потянулись к выходу.
Емельянов их «не заметил». Все его внимание было сосредоточено на толстой тетке, которая, обложившись неподъемными на взгляд сумками, высидала на замаскированном под мраморную тумбу ящике. В этом укромном месте вокзальные уборщицы хранили свои причиндалы – ведра вперемежку со щетками, тряпками и всякой другой ерундой, чтобы не таскать их каждый раз после уборки в кладовую. Потеряв несколько драгоценных минут в витиеватых извинениях, Емельянов все же уговорил тетку слезть с ящика и под ее неумолкающее возмущенное кудахтанье заглянул внутрь. Ящик был пуст, и это еще больше обозлило и без того возмущенного теткиной бестолковостью капитана, который после очередного звонка телефонного террориста требовал запереть ящик на замок. Каждый такой звонок, а они повторялись с огорчительной регулярностью, поднимал на ноги добрую половину транспортной милиции. И, хотя ни разу бомбы не нашли, легче от этого никому не становилось: в каждой, даже самой идиотской шутке могла содержаться взрывоопасная «шутка», способная вдребезги разнести не только здание вокзала, не первого века от роду, но и прилегающие постройки с сотнями людей внутри.
Через несколько минут зал ожидания стал заполняться милиционерами. Действуя по чьей-то неслышимой команде, они рассредоточились по помещению. Пассажиры зашевелились, послышались отдельные возгласы. Некоторые из дремавших очнулись и, испуганно оглядываясь, принялись пересчитывать свои пожитки. Без понуканий, с неестественно радостными улыбками на лицах милиционеры аккуратно выдавливали пассажиров из зала. Вскоре он опустел. К этому времени подъехали кинологи с собаками, натасканными на запах взрывчатых веществ. У центрального выхода остановился автобус с омоновцами.