Алмаз раджи. Собрание сочинений
Шрифт:
Садовник внезапно запнулся и уставился себе под ноги.
– Да что же это такое, черт побери? – невнятно пробормотал он.
Гарри взглянул туда же и увидел нечто, заставившее его онеметь от изумления и страха. Сорвавшись со стены, он свалился прямо на шляпную картонку. Та опрокинулась, крышка слетела, и оттуда вывалилась целая груда бриллиантов. Тут лежала роскошная диадема, которой он часто любовался на леди Венделер, тут же валялись кольца и броши, серьги и браслеты. Между розовыми кустами, словно капли росы, сверкали неограненные алмазики. Перед Гарри и садовником
– Господь всемогущий! – вскричал Гарри. – Я погиб!
Он мигом припомнил все, что случилось в этот день, и, сопоставив события, понял, в какой переплет угодил. Юноша затравлено озирался, ища выхода, но здесь никто не мог ему помочь. На земле лежали рассыпанные бриллианты, а перед ним стоял страшный противник. Неудивительно, что молодой человек окончательно растерялся и только без конца повторял:
– Пропал… Я пропал!..
Садовник воровато огляделся – не следит ли кто за ними из окон дома, но там никого не было видно.
– Не паникуй, дурень ты этакий! – сказал он. – Худшее-то уже позади. Что ж ты сразу не сказал, что тут хватит на двоих? Да что там на двоих! – повторил он. – Тут двумстам будет чем поживиться! Пошли отсюда скорее – нас могут заметить. И ради всего святого, надень свою шляпу и приведи одежду в порядок. В таком виде ни в коем случае нельзя показываться на улице!
Пока Гарри машинально делал все, что ему советовали, садовник, опустившись на четвереньки, поспешно собирал рассыпанные бриллианты и складывал их обратно в картонку. Все мускулистое тело этого человека буквально трепетало от прикосновения к драгоценностям, лицо его исказилось, глаза горели от жадности. Наконец все было собрано и, спрятав картонку под фартук, он поманил к себе Гарри и повел его к дому.
У входа они столкнулись с молодым священником. В смуглых чертах его необыкновенно красивого лица странно сочетались слабость и решительность. Садовника, похоже, не обрадовала эта встреча, но он, стараясь не подавать виду, с улыбкой обратился к священнику:
– Какой чудный день, мистер Роллз! Только Господь способен посылать такие восхитительные дни! Тут один мой молодой приятель пришел полюбоваться моими розами. Я взял на себя смелость пригласить его в дом, решив, что никто из жильцов не станет возражать.
– Лично я, – ответил преподобный Роллз, – ничего не имею против. Думаю, никто из нас не станет придираться к подобным пустякам. Сад принадлежит вам, мистер Рэберн, и все мы об этом помним. Раз уж вы позволяете нам свободно гулять в нем, было бы черной неблагодарностью не считаться с вашими друзьями. Как я погляжу, – прибавил он, – мы с этим джентльменом как будто уже встречались. Мистер Хартли, если не ошибаюсь? Я вижу, вы упали?
С этими словами священник протянул Гарри руку.
То ли из застенчивости, то ли желая оттянуть неизбежные объяснения, Гарри отверг случайно подвернувшуюся помощь. Он предпочел довериться садовнику, человеку совершенно ему неизвестному, вместо того, чтобы подвергнуться расспросам, а то и подозрениям знакомого.
– Боюсь, что это недоразумение, – пробормотал он. – Меня
– В самом деле? – удивился мистер Роллз. – Сходство просто поразительное.
Мистер Рэберн, который все это время нетерпеливо переминался с ноги на ногу, почувствовал, что пора положить конец этому разговору.
– Желаю вам приятной прогулки, сэр, – громко произнес он и тут же потащил Гарри в дом. Там он провел его в комнату с окнами, выходившими в сад. Первым делом садовник опустил шторы, так как мистер Роллз продолжал стоять на прежнем месте с удивленным видом. Затем он высыпал из картонки на стол все, что в ней находилось, и замер в восторге над искрящимся сокровищем, потирая руки.
Глядя на этого человека, обуреваемого самыми низкими чувствами, Гарри испытал новые муки. После легкой, невинной и полной милых пустяков жизни казалось невероятным сразу очутиться в мире низменных и преступных побуждений. Он не помнил за собой никакого греха, а теперь его постигла кара, мучительная и жестокая, – страх наказания, презрение честных людей и унизительное сообщничество человека гнусного и грубого. Он чувствовал, что с радостью отдал бы жизнь, лишь бы оказаться как можно дальше от этой комнаты и больше никогда не видеть мистера Рэберна.
– А теперь, – сказал садовник, разделив драгоценности на две примерно равных кучки и придвинув одну из них к себе, – тебе, мистер Хартли, если и в самом деле тебя так зовут, надобно знать, что я человек весьма покладистый и всегда отличался добродушием. Я мог бы забрать у тебя все эти побрякушки, если б только захотел, и ты бы у меня и не пикнул. Но ты мне нравишься, и грабить тебя я не собираюсь. Поэтому я предлагаю полюбовный дележ и, кажется, все разделил добросовестно. Есть возражения, Хартли? Не такой я человек, чтобы спорить из-за какой-то брошки.
– Позвольте, сэр, – вскричал Гарри, – вы предлагаете мне совершенно невозможную вещь. Бриллианты эти не мои, а чужое добро делить я не могу с кем бы то ни было и в каких бы то ни было долях.
– Так они не твои, значит? – ухмыльнулся Рэберн. – И ты ни с кем не желаешь их делить? Жаль, очень жаль, потому что теперь мне придется отвести тебя в полицию. Подумай хорошенько: в полицию, а не куда-нибудь еще! Представь, как будут горевать твои родители, подумай о тюрьме, о страшном суде, наконец!
– Я не могу ничего поделать, – проговорил Гарри, – но вины на мне нет. Ведь вы не желаете отправиться со мной на Итон-плейс.
– Нет, – ответил садовник, – не хочу, это совершенно верно. Я намерен разделить с тобой эти игрушки.
Произнеся это, он внезапно схватил Гарри за руку и со страшной силой сжал его запястье.
Юноша не смог удержаться от крика, его даже бросило в пот. Боль и ужас заставили его окончательно опомниться, и все это дело вдруг представилось ему в совершенно ином свете. Он понял, что ему ничего не остается, кроме как принять предложение мошенника, в надежде позже, при более благоприятных обстоятельствах, когда сам он окажется вне всяких подозрений, разыскать этот дом и силой отобрать у негодяя ценности.