Алмазная пыль
Шрифт:
— Я бы с удовольствием с тобой сыграла, деда, но мне нужно идти. У нас сегодня важная репетиция. Я и так пропустила утреннюю репетицию…
По правде сказать, мне хотелось ехать в Яффо не больше, чем доить албанскую ослицу. Я была напугана звонком того мерзавца, предлагавшего мне беречь дедушку.
— Обещай мне, что ты никому не откроешь. Договорились, дедушка?
Он весело ухмыльнулся:
— Думаешь, волк придет, Габиляйн?
Именно так я и думала. Большой, черный, страшный волк — злой и непредсказуемый.
— Где Газета?
— Бродит по дому… Наверное, учит Морица свистеть… — рассмеялся дедушка, выходя из кухни. — Езжай осторожно, майн кинд.
Поцелуй, объятия — и снова меня утешил и успокоил его приятный запах. Всё будет хорошо. Бояться не надо.
Я походила по дому, разыскивая Газету. Хотела сказать ему, чтобы не смел никому открывать дверь. Никому, даже войскам союзников! Ни в кабинете, ни в папиной спальне его не было. Я вышла во двор и громко позвала:
— Эй, Якоб!
Мориц ответил мне энергичным лаем — похоже, пес поправляется. Якоба во дворе не было. Я спустилась в подвал:
— Я-коб! Где ты? Я хочу тебе что-то сказать.
— Шшшш… — послышался шепот. — Уходить. Ты — уходить. — Он вышел из бойлерной и подошел к двери подвала. — Газеты есть? — спросил он, вперившись в меня стеклянными глазами.
— Что ты тут делаешь?
— Здесь они меня не найдут, — и он вытянул вперед руки, словно пытаясь оттолкнуть меня назад.
— Кто?
Газета закатил глаза вверх:
— Они. Нельзя им знать, что я здесь… Нужно молчать… Нельзя…
С ума можно сойти!
— Ты прав, Якоб. Тебе лучше остаться здесь, — сказала я.
Он по-военному щелкнул каблуками.
— Помни, солдат! — подыграла я ему. — Твоя задача — охранять Макса Райхенштейна. — Он вытянулся во фрунт, взволнованный возложенной на него ответственностью. — Никого не впускай в дом! Я могу на тебя положиться, солдат?
Он энергично закивал головой:
— Ни один человек сюда не войдет! — и четко откозырял.
Я завела «форд». Фары пропахали на темной улице желтые борозды. В какое-то мгновение мне показалось, что от противоположной стороны улицы отделилась длинная тень и исчезла вдали. Я почувствовала чей-то взгляд, изучающий каждое мое движение. Когда моя машина, проскользнув по темной тель-авивской набережной, приблизилась к границе с Яффо, я заметила в зеркале заднего обзора длинный «мерседес». Я въехала на Иерусалимский бульвар в Яффо — большая машина за мной. Повернула направо — она тоже включила правый поворотник и повернула направо, а потом налево — точно, как я! — на маленькую улицу, где расположен Культурный Центр, и остановилась напротив стоянки. Я вышла из «форда» и поспешно вошла в здание.
Позвонила в папин дом. Дедушка сразу же ответил.
— Помнишь, что нельзя никому открывать?
— Помню, Габи, помню. Но здесь Шамир, — прошептал он.
— Зачем ты открыл дверь?
— Он сказал «полиция» и показал удостоверение. Сейчас пьет чай.
— Дай мне с ним поговорить.
Голос Шамира звучал сухо и по-деловому:
— Вас-то я и ищу. Мы можем встретиться?
— По какому вопросу?
— По нескольким вопросам.
— Почему вы не ответили на мой звонок, капитан? Я же сказала, что кто-то звонил и угрожал мне.
— Я сам приехал посмотреть, что происходит. Жаль, что вы уехали. Было бы лучше, если бы вы были здесь.
— Ничего не поделаешь — мне нужно зарабатывать на жизнь. Я не могу целый день играть в сыщиков и воров.
— Это не игра.
— Я знаю, — ответила я и сквозь стеклянную дверь посмотрела на огромную машину с потушенными фарами. — Кто-то за мной следит — черный «мерседес» ехал за мной от самой набережной. А может они еще от Рамат а-Шарона за мной следили…
— Вы в этом уверены?
— Да… Вполне…
— Понятно, — сказал он, как говорил мой папа, когда я среди ночи залезала к ним в кровать и клялась, что в моей комнате огнедышащий дракон. — Возможно, есть смысл попросить разрешение на личную охрану…
— Ну, уж нет! Только этого мне сейчас и не хватает — чтобы за мной таскался какой-нибудь детина. Кто-нибудь проводит меня до дома, не волнуйтесь.
В вестибюле Центра стоял черный великан в серой майке. Он преградил мне путь:
— Извините, вы Габи? — и протянул мне руку.
Я посмотрела на него с угрозой.
— Я Натанэль, — застенчиво произнес он. — Отец Одайи.
— Очень приятно, — с облегчением сказала я. — Идан разговаривал с вами?
— Да. Мы договорились, что девочка сможет участвовать в спектакле при условии, что я буду рядом. Идан сказал, что это не проблема, и даже предложил мне тоже сыграть, — он смущенно улыбнулся. — Сначала я посмеялся, но теперь хочу попробовать. Он сказал, что у вас есть роль взрослого полицейского, так что…
— Вы имеете в виду роль кубинца — злого полицейского?
— Не знаю. Захотите злого — будет вам злой, доброго попросите — будет добрый. Хотите меня испытать?
— Считайте, что получили мою протекцию… Вы справитесь. Я в этом уверена. Главное, что Одайя выступит в спектакле…
Сюзан набросилась на меня сразу, как только увидела.
— Идем, Габи, идем! Мы ждем только тебя, — взволнованно закричала она и потащила меня в зал.
Гиль Шломот стоял в окружении молодых танцоров. Добрый и мягкий Гиль смотрел на них в полном отчаянии. Увидев меня, приветственно помахал: