Алмазный эндшпиль
Шрифт:
– Яша, что ему у нас понадобилось? – прошептала Майя.
– Я знаю? – нервно отозвался парень. – Надо ждать.
Ждать им пришлось целый час. Оба прислушивались, но из кабинета не доносилось ни звука.
– Не стреляют – уже хорошо, – сказал Яша.
Майя не поняла, пошутил он или же был серьезен, но предпочла не уточнять.
Наконец дверь распахнулась, Яша с Майей вскинулись. Хрящевский с Алиной и охранником проследовали мимо, не бросив на них даже взгляда. Колокольчик тревожно прозвонил – и все стихло.
В кабинете было тихо. Яша с Майей переглянулись.
– Н-н-нет, – неуверенно пролепетала Майя. – Н-не могли же они…
– Звони в милицию, – приказал побледневший Яша, делая шаг в сторону приоткрытой двери.
И тут наружу вывалился Моня Верман. Майя и Яша облегченно выдохнули хором, и Майя уже собиралась отругать шефа за то, что заставил их так нервничать. Но пригляделась, и слова застыли у нее на губах.
Моня выглядел ужасно. Он всегда гордился своим щегольским обликом, но сейчас от его франтовства не осталось и следа. Жилет встопорщился, галстук съехал набок, а сорочка выбилась из брюк и надулась пузырем над поясом. Верман комкал в руке насквозь мокрый платок и безуспешно промокал им лысину. Из бледного он стал ярко-красным, и пожелтевший Сема, выползший за ним следом, составил с ним достойный цветовой контраст.
– Дядя, что случилось?! – бросился к нему Яша. – Попей воды: на тебе такое лицо, что страшно посмотреть! Боже мой, дядя Сема, и ты туда же! Майя, все-таки придется звонить до милиции.
– Стой! – прохрипел Верман. – Никакой милиции!
Он в изнеможении рухнул на стул.
– Закройте дверь и окна, – распорядился Дворкин, который лучше владел собой.
Майя принесла воды, и он жадно выпил всю чашку.
– Может быть, дать лекарство, Семен Львович? – тревожно спросила она. – Вы с Моней плохо выглядите. Хотя бы валидол, а?
Моня издал горловой звук – нечто среднее между кудахтаньем и кашлем. Майя не сразу поняла, что он смеется.
– Марецкая, мне с того валидолу толку – как покойнику с газировки. А если у тебя болит душа за старого Вермана, так принеси ему стрихнина, чтоб не мучился.
Сема тяжело вздохнул и вытер лоб ладонью.
– Стрихнин, вы не поверите, стоит денег, – сказал он. – Хватит с вас, Моня, и крысиного яду.
– И я буду лежать синий и некрасивый? – покачал головой Верман. – Нет уж, Сема, я не дам вам этого удовольствия. Я буду лежать такой, чтобы все поглядели на меня и зарыдали от зависти. Потому что я, стройный и безразличный, уже отдыхаю спокойно в своем лучшем костюме, а они бегают вокруг взволнованные и в мятых подштанниках.
Майя с облегчением поняла, что они шутят. Снова шутят! Значит, не все так плохо, как ей показалось?
Вернулся Яша, закрывший окна:
– Вы расскажете нам, в чем дело, или так и будете морочить голову? Дядя Сема, чего от вас хотел этот разбойник? Мы уже думали, вы не выйдете живыми.
– Пускай этот шлимазл говорит, – кивнул Дворкин на Моню Вермана. – Скажи, во что ты нас втянул, не стесняйся!
И Моня, понурившись, рассказал.
Когда девица с бриллиантами появилась в его салоне и попросила вставить их в ожерелье, он сначала наметанным взглядом оценил камни, а затем их владелицу.
– Камни – прекрасные! – горячо убеждал Моня слушателей. – Марецкая, ты права: редко увидишь восемь таких чистых камней.
Верман даже усомнился, не синтетические ли бриллианты достались девушке в наследство, но Сема разубедил его.
«Конечно, это все натуральное, – заверил Дворкин. – Есть небольшие включения, прозрачность не идеальна. Камешки хорошие, да. Похожи на те, что ты привез из Цюриха».
Сема бросил фразу про Цюрих без задней мысли, но Моню словно обожгло. Из Швейцарии, где проходила ювелирная выставка, он привез, среди прочего, восемь бесцветных топазов.
Стоило Моне упомянуть топазы, Яша вздрогнул.
– Дядя, ты не мог! – воскликнул он.
– Ювелир короля Португалии мог, а я не мог?! – запальчиво крикнул в ответ Верман.
– Стойте! Замолчите оба! – рассердилась Майя. – Почему топазы? При чем тут король Португалии?
Яша с Моней переглянулись.
– Пускай Дворкин объясняет, – уныло сказал Моня, утративший весь задор. – Дворкин, объясни Марецкой, что там с королем Португалии.
И Сема объяснил. Выяснилось, что король Португалии ни при чем. Но всемирно известный алмаз под названием «Браганза» весом в полторы тысячи карат когда-то был огранен и вставлен именно в его корону.
– Ну и что? – продолжала недоумевать Майя.
– То, что это никакой не алмаз. Это топаз. Большой бесцветный топаз, который по ошибке приняли за алмаз. Большие деньги предлагали за него королю, говорят, без малого сто миллионов фунтов стерлингов.
– Надо было брать, – подал голос Верман. – Сглупил король.
– За то, кто сглупил, мы еще поговорим, – строго сказал ему Дворкин и повернулся к Майе. – Так вот, уточка, бесцветный топаз – камень неинтересный. Скучный камень, говоря откровенно. Разве что похож на алмаз. Вот его иногда и используют, чтобы…
– Чтобы подделать бриллианты, – закончила Майя упавшим голосом. – Моня, скажите, что вы не могли этого сделать!
– Я и не мог, – мрачно сказал Моня. – Сема мог. У него руки золотые.
– А у тебя глаз стеклянный! – сердито засопел Сема. – Ты же видел девчонку, разговаривал с ней, павлином хвост распускал. Как же ты ее просмотрел, а?
Майя опустилась на стул. Так вот что придумал Верман! Он оставил себе бриллианты, которые принесла Алина, и заменил их бесцветными топазами в полной уверенности, что девушка не сможет опознать подделку. Сема огранил их как бриллианты, и получились точные копии. За тем лишь исключением, что они стоили во много раз дешевле оригинала.
И все могло бы пройти успешно… Но клиенткой оказалась не кто-нибудь, а подруга Николая Хрящевского.
– Моня, вы же – рентген, – умоляюще проговорила Майя. – Вы любого человека насквозь видите. Как вы могли так ошибиться с этой Алиной?
Верман вместо ответа только сокрушенно развел руками. Что он мог сказать? Был такой день – пятница, дурные клиенты валили косяком, и девчонка была невероятно убедительна в роли молодой дурочки, не понимающей, какое богатство на нее свалилось. Бес попутал Моню Вермана, не иначе!