Альт перелетный (сборник)
Шрифт:
Вечером, сидя у нас на кухне, Боря рассказывал, что Вера, которой стало скучно в Новой Зеландии, опять собралась переезжать. Бостонский университет дает ей грант на завершение ее диссертации «Методика преподавания виртуозных штрихов».
– Да, кстати, – сказал Боря, – мама считает, что там уж ваш альт продастся непременно.
– А сколько лету до Бостона? – спросила я, озабоченно посматривая на инструмент.
Мы с племянником переглянулись, и он сказал с грустной улыбкой:
– Тетя, знаете, когда я думаю о маме, мне представляется маленькая девочка, играющая на берегу моря, у самой воды. Она строит замки из мокрого песка, а волна набегает,
…Моя подруга, всю жизнь ищущая гадалок и прорицателей, однажды добыла какую-то уникальную провидицу – в самой глубинке Беловежской пущи. Та жила чуть ли не в избушке и денег за прорицания не брала. Моя подруга ехала к ней на перекладных – в поезде, потом на попутке, потом, если не ошибаюсь, в санях. В путь я ее снабдила своей фотографией. Хотелось не то чтоб узнать свою судьбу, но как-то подстраховаться, убедиться, что есть еще время повалять дурака. Провидица оказалась одноногой, с тихим ровным голосом. Взглянув на мою фотографию, она воскликнула: «Страшный сглаз!!! Такого я еще не видела. Ай-яй-яй! Страшный сглаз в бизнесе!»
– В бизнесе?! – робко переспросила подруга детства, абсолютно убежденная, что это понятие не имеет ко мне никакого отношения. – А… в остальном?
– В остальном все в порядке, – ответила провидица.
Этот эпизод долго пересказывался у нас в семье как анекдот. Но это, ей-богу же, грустный анекдот. Ведь было же это, было – дорога на дальний пляж, ослепительный полдень и босая девочка, вытягивающая взглядом ржавые пятаки из раскаленного песка… Чья же злая завистливая воля притупила мой зоркий взгляд, затоптала сверкающий азарт охоты?
– В песок! – всегда с горечью повторяет мама. – У моих дочерей все деньги уходят в песок…
Стоит ли говорить, что настал день, когда наш альт совершил очередной беспримерный перелет к берегам, уже открытым Колумбом, тоже – птицей безумного полета. К тому времени мы совершенно уже не верили в покупательную способность американской публики. Хотя робкая надежда, что в стране небоскребов может объявиться юноша-альтист гигантского роста, сыграла роль в этом отчаянном решении…
К тому времени моя сестра уже преподавала в университете, давая ученикам немного поиграть на альте, присмотреться, может быть, приноровиться как-то к его великолепному размеру… Нет, никому не пришелся он впору, – видать, был навеки заговорен тем последним завороженным полетом своего единственного хозяина, гиганта альтиста, под чей рост был сделан когда-то мастером Шубом.
Однако мы не унываем. Снова наступает осень, время перелетных стай… Я стою в зале ожидания нашего небольшого, самого уютного воздушного порта из всех знакомых мне портов. О прибытии рейса «Бостон – Тель-Авив» уже объявили, значит, скоро должен выйти с толпой пассажиров мой любимый племянник Боря.
Я высматриваю его крепкую приземистую фигуру. Наконец он появляется. За его плечом – футляр с альтом. И я вздыхаю с облегчением.
Я судорожно плещу в воздухе обеими ладонями, высоко поднятыми над головой, – дирижирую его прибытием; Боря видит меня, улыбается, направляется ко мне сквозь толпу… Птица за его плечом замедляет полет и медленно складывает крылья.
Наш альт перелетный вернулся в родное гнездо.
Навсегда?
Или только перезимовать в теплых краях?
Джаз-банд на Карловом мосту
На
Прага одухотворена более, чем любая другая столица Европы, возможно, потому, что населена не только людьми.
…Загадочную вольную жизнь ангелов, святых и покровителей церквей и соборов – всех тех, кто венчает пражские крыши, карнизы, порталы, аттики и фасады зданий, – обнаруживаешь не сразу. Эта приветливая компания апостолов и мучеников, дам и галантных кавалеров мушкетерского вида, таинственных фигур в сутанах и королевских мантиях открывается неожиданно, едва ты поднимаешь голову к небу на первые капли дождя, чтобы определить – не пора ли доставать зонтик. И тогда над тобою распахивается неведомая и обаятельная жизнь обитателей высот. Они парят где-то там, над головами проходящих внизу туристов, – святые Войцехи и Сигизмунды, короли Карлы, Рудольфы, Вацлавы… Их далекие каменные улыбки, раскинутые крыла, зажатые в кулаках жезлы и шпаги пригласительно и зазывно летят в пространствах разновысоких крыш.
Если бы все они ожили в одночасье, задвигались, заговорили, – о, какая шумная, бурливая жизнь, какие страсти, хохот и стоны, речитатив и торжественный хорал разнеслись бы над крышами!
Вышним голосам этой горней жизни вторили бы улюлюканье, кряхтение, свист и песни причудливой жизни пражских марионеток – всей этой болотной нечисти, развешанной под потолками и на дверях бесчисленных лавок. На Карловом мосту вы пройдете за раз мимо пяти разноумелых ловцов, под музыку магнитофона ведущих в сетях нитей, свисающих с крестовины, шутов, королей, хасидов, крестьян и барышень в шляпках, колдунов и ведьм на метлах…
В первый же день на мосту Легионов нас взяла на абордаж маленькая разбойная команда прогулочного ботика: две девочки лет по шестнадцати, одетые в матроски, зазывали туристов на речную прогулку. Расписывая все выгоды путешествия, особенно напирали на то, что при отплытии каждому будет выдана кружка пива. Мы растерялись, притормозили свой туристический бег, замечтались, подыскивая нужные слова, и через мгновение были затащены по совершенно деревенской обрывистой тропке под мост, к дощатой пристани, откуда через пять минут и должен был пуститься по Влтаве ботик под темно-зеленым тентом. Забравшись под тент, мы уселись на деревянные скамьи, и вскоре юные русалки, сияя торжеством, притащили еще добычу – зазевавшегося японца… Нас было уже четверо, и мы принялись тихо роптать, поэтому, когда по тропинке сверху на пристань скатились два краснолицых пузатых немца, капитан верно рассудил, что дальше ждать рискованно, и – отдал швартовы.
Лет девятнадцати-двадцати, он был похож на гимназиста старших классов на каникулах. Над выгоревшей тельняшкой поршнем гулял кадык на длинной шее, украшенной голубыми бусами.
– Я дам вам пива у Карлова моста, – объявил он, и действительно, когда проходили под Карловым мостом, ботик, замедлив ход, но не останавливаясь, притерся к плоту, на котором в глубокой, переливчатой от синезеленых бликов тени стоял такой же гимназист с подносом в руках, переминаясь и озираясь во тьме. За три секунды произведено было торопливое вручение подноса с бокалами пива, ботик затарахтел дальше и вынырнул из-под моста на простор речной волны.