Алтарь страха (сборник)
Шрифт:
Колеблемый мир начинал качаться, держась на единственном самолете, летящем над ним. В Лондоне два смуглолицых иностранца, находясь в двадцати милях друг от друга, распаковывали и прятали контейнеры, содержащие шестьдесят процентов критической массы плутония. В нужное время куски сдвинут — но пока еще не сдвинули. Пока! В Балтиморе взвод поднятых по тревоге агентов секретной службы захватил цилиндр оксида тория, пристрелив его владельца и арестовав четырнадцать соучастников. В германском Эссене взорвалась реторта с радиоактивным фтором и восемьдесят рабочих быстренько превратились в тех, по ком звонит колокол. На десять человек больше пали жертвой
Куинн ловко произвел посадку на естественной полосе близ Бисмарка, подальше от местного космопорта. Сначала на землю спрыгнул один из помощников Хансена, за ним Клер и Горовитц, который по-совиному заморгал, стоя на траве и озираясь.
— Может быть, вы и уроженец Марса, а может быть, и нет, — сказал, обращаясь к нему, Армстронг с высоты фюзеляжа. — И может быть, я сам розовый жираф. Жизнь полна различных «может быть», не так ли? — Он усмехнулся, показывая крупные белые зубы. — И вот еще одно из этих «может быть» — может быть, мы все-такй окажемся там, куда стремимся!
Горовитц не удостоил его ответом и лишь холодно блеснул стеклами очков, посмотрев на говорящего.
— Продержите его по крайней мере трое суток, — проинструктировал Армстронг агента, работающего на Хансена. — После этого передайте его ФБР. Делайте что хотите, но не дайте сбежать. Расшибите ему башку, если он хоть на шаг отойдет от вас.
— Я постараюсь, чтобы он остался в живых, — мрачно пообещал охранник.
— Ох, Джон, — Клер встревоженно подняла на Армстронга свои чуть раскосые глаза, — Джон, я…
— И может быть, мы еще увидимся, — сказал он. Он бросил ей конверт, который она подхватила и сунула в карман. — Оставайся с ними и присматривай за его змеиным величеством марсианином. Затем обратишься к Грегори. Все будет хорошо. За нас не переживай. — Он всмотрелся в ее черты, словно фотографируя на память. — Прощай, эльф!
Он закрыл дверь самолета, который сразу же оторвался от земли и быстро набрал скорость. Усевшись рядом с Куинном, Армстронг задумчиво наблюдал через стекло за оставшейся троицей, пока те не скрылись из виду.
— Этот башковитый очкарик такой же марсианин, как мой левый башмак, — внезапно сказал он. — Как говорят ирландцы, если я нормальный и он нормальный, значит, один из нас псих.
— Он может доказать свою нормальность, — сказал Куинн.
— И что из того? Предположим, что в конце концов мы докажем, что он лжец?
— А то. — Куинн ненадолго задумался. — Хороший лжец может изменить ход истории, сделав ее кровавой. Такие лжецы опасны. А я нутром чувствую, что он принадлежит именно к таким.
— Вот и я чувствую. — Покинув Куинна, Армстронг прошел по салону и сел рядом с угрюмым Хансеном. — Пересекаем границу. — Он кивнул в сторону расстилавшегося внизу пейзажа: — Вот и еще одно преступление — нелегальный въезд.
Хансен насмешливо фыркнул:
— Вот это меня и тревожит. Открытое неповиновение властям. Скверно. — Он с любопытством посмотрел на Армстронга: — Почему ты высадил свою зазнобу?
— В последнем раунде игры она нам ни к чему. Мы рискуем — пан или пропал. Я не хочу, чтобы она пропадала со мной. Так что пусть везет к Грегори письмо, в котором рассказывается о том, что уже произошло и что мы намереваемся сделать. А уж он постарается сделать выводы. — Армстронг помолчал размышляя. — Самое главное, она не поняла,
— Конца?
— Конца этой гонки.
— О, — недоуменно протянул Хансен.
Куинн покрутил ручку настройки и поймал конец сообщений о международных делах:
— …и сами по себе жители тех стран хотят войны не больше, чем мы. Как и мы, они испытывают тревогу и хотят лишь одного — чтобы все споры заканчивались мирным путем. Подобно нам, они верят в четыре свободы. — Голос диктора окреп. — К этому призывают их естественные инстинкты, инстинкты маленьких людей, которые хотят, чтобы их оставили в покое. Но им не позволяют опираться на эти естественные инстинкты, когда каждый канал средств массовой информации отравляет их сознание, вводя их в заблуждение относительно чувств и намерений их ближайших соседей; когда они вынуждены жить в обманчивом и иллюзорном мире, который преподносится им как смертельно враждебный, так что постепенно они вынуждены мчаться куда-то сломя голову, с саблей в руке, желая умереть при защите того образа жизни, которому никто и не угрожал. С неохотой и сожалением, с тяжелым сердцем, мы тоже вынуждены взять в руки саблю, дабы защитить все то, что нам дорого. И нет пути иного, нет альтернативы. Мы должны быть готовы к битве или к необходимости умереть!
Выключив радио, Куинн развернулся вместе с сиденьем и посмотрел на Армстронга. Тот в свою очередь глянул на Уомерсли и встретил его сердитый взгляд.
Армстронг повернулся к Хансену:
— Диктор, разумеется, прав. В нашей стране, я бы сказал, нормальных больше, чем в любой другой, однако же, если психи остального мира соберутся в стадо, нам не уйти от решающей схватки.
— А может, оно и к лучшему, если мир втянется в заваруху, — предположил Хансен. — Тогда все будут настолько заняты, что не обратят внимания на такую мелочь, как мы. У копов и ФБР появятся цели покрупнее.
— Ты ведь так не думаешь, я знаю. Ради того чтобы о тебе забыли, ты же не позволишь миру разлететься вдребезги.
— Да нет, конечно. Так и быть, останусь вечным скитальцем. — В темных глазах Хансена отразилась задумчивость. — По-моему, как нация мы не производим впечатления воинственной толпы. Мы не из тех, кто жаждет крови. Если где-то что-то и начнется, то начнем не мы. Может быть, это потому, что у нас меньше психов или больше нормальных.
— Может быть, — согласился Армстронг.
— Я понял, что ты задумал какой-то план, — продолжал Хансен. — И я не сомневаюсь, план настолько безумный, что даже дебилы всего мира признали бы тебя сумасшедшим. Но одного я не могу понять — как ты собираешься оказать влияние на них? В Америке ты еще можешь рассчитывать на трезвомыслящих людей, но какой в этом смысл, если ты не в состоянии выбить почву из-под ног у миллионов психов? И когда они соберутся в стадо, тут такое начнется!
— Однажды в детстве мне довелось видеть охваченное паникой стадо скота, — сказал Армстронг. — Около четырех сотен голов. Они двигались по кругу, устремив головы в одну сторону, и вдруг меняли направление движения, сами не зная почему. Так они мотались туда-сюда, пока на дороге им не попались два ковбоя, затеявших отчаянную драку. Стадо притормозило, немного покружило, опять притормозило и наконец остановилось. В конце концов коровы столпились вокруг дерущихся и принялись наблюдать за схваткой. Когда драка закончилась, коровы уже и забыли, что их так напугало. — Он ткнул Хансена локтем под ребро: — Зрелищная диверсия, понимаешь?