Алтай. Монголия. Китай. Тибет
Шрифт:
На горе, над местом трещины, в которой исчезла Люнджилик-ханум, поставлено множество шестов с конскими и яковыми хвостами на верхушках и наложена масса черепов с рогами диких горных баранов и яков. С крутого южного обрыва известковой горы, принявшей в свои недра Люнджилик-ханум, ниспадает несколько маленьких каскадов, свергающих по временам мелкие, круглые камешки. По поверью туземцев, эти камешки суть отверделые слезы Люнджилик-ханум, и набожные пилигримы заботливо собирают их у подножья горы, как реликвии, и развозят по домам.
Во время пребывания в монастыре я расспрашивал его обитателей о северной окраине Тибетского нагорья. Они сообщили мне, что сами в той стране не бывали, но слыхали от искателей золота, ходивших на юг, за Куньлунь, что там залегает весьма высокая, пустынная равнина, покрытая небольшими холмами, на которой, несмотря на скудную растительность, водятся дикие яки и антилопы.
Эта нагорная равнина безлюдна на протяжении 17 дней пути от Куньлуня на юг, но далее, по рассказам ладакцев, приходящих в Кашгарию с караванами, на ней живут люди в черных палатках, имеющие много скота. Никто из этих людей, однако, не проникал в Кашгарию не только теперь, но, по уверению стариков, и в давно прошедшее время, по крайней мере на пространстве между Полу и рекой Бостан-тограк. Точно так же и жители Кашгарии, не исключая и горцев Куньлуня, никогда не отходили далеко от окраинного хребта в глубь Тибета и не посещали кочевьев его обитателей.
Погода в горах Куньлуня во все время моего пребывания в монастыре (с 5 по 10 ноября) стояла великолепная: днем, при совершенно безоблачном небе, дул теплый ветерок с юго-запада, и в полуденные часы на солнце было не только тепло, но даже немного жарко; зато по переходе в тень сразу обдавало холодом. Теплопрозрачность воздуха в ясные дни на больших высотах Куньлуня поистине изумительна, чему, кроме разреженности, способствует еще чрезмерная сухость его. В безоблачные летние дни, когда солнце на таких высотах жжет невыносимо, стоит только укрыться в тень, где через несколько минут наверное почувствуешь холод.
На пятый день возвратились в монастырь мои сотрудники, успевшие осмотреть перевал через Куньлунь. В 8 верстах от монастыря они спустились в долину реки Толан-ходжа, носящей в верховьях название Сарык-туз, и направились по ней вверх на юго-запад. Долина на всем протяжении до вершины перевала доступна для каравана, и движение по ней затрудняется лишь немногими балками на левом берегу реки, в которых, однако, нетрудно разработать отлогие спуски и подъемы. Эта долина ведет на пологий перевал, имеющий незначительный спуск на Тибетское нагорье, и выше истока реки Сарык-туз становится уже бесплодною.
Какова страна к югу от перевала, за Куньлунем, – никто из опрошенных пастухов не знал, потому что ни один из них не переходил через окраинный хребет на Тибетское нагорье.
Ограничившись предварительными сведениями о перевале и прилежащей к нему области Тибетского нагорья, я решил возвратиться в Нию и, перезимовав в этом селении, попытаться весной проникнуть через долину Сарык-туза на Тибетское нагорье, сколько возможно далее на юг от Куньлуня.
10 ноября мы выступили из монастыря в обратный путь и, переночевав в Кара-Сае, направились по старой дороге в Нию. Погода во время обратного следования стояла очень хорошая: Куньлунь на этот раз был ясно виден с дороги, и я мог исправить ошибки в моей маршрутной съемке, произведенной ранее во время легкого пыльного тумана.
17 ноября мы прибыли в Нию и узнали от остававшихся в лагере людей, что во время нашего отсутствия на равнине было всего два ясных и теплых дня, а в остальные дул холодный ветер с северо-востока и господствовал пыльный туман, сопровождавшийся облачностью.
Наша зимняя квартира в Ние была еще не готова, и экспедиции пришлось провести неделю в лагере. Между тем погода с каждым днем становилась холоднее, по временам дул суровый ветер с северо-востока, лужи и малые озерки покрылись льдом; но в ясные и тихие дни термометр около 2 часов все-таки подымался на короткое время немного выше 0 °С.
24 ноября мы переместились, наконец, на квартиру и через три дня вполне устроились в новом жилище. Я с сотрудниками расположился в четырех комнатах, из которых в одной большой, служившей столовой, мы поставили походную железную печь, а в остальных протапливали в холодное время камины. Наши люди поместились в одной обширной комнате, в которой была сложена печь с очагом, а переводчик с препаратором заняли отдельную смежную комнатку. На дворе под навесом была сложена русская печь для печения хлеба, а в одной из надворных глиняных построек устроена баня.
В течение всей зимы, проведенной нами в глухой стране, среди чуждого народа, мы как-то мало тяготились своим одиночеством, благодаря походной библиотеке, в которой было много хороших книг, и присылке газет из Кашгара по китайской почте исправлявшим в то время должность консула Я. Я. Лютшем. С 1 января нового стиля 1890 г. я начал производить правильные метеорологические наблюдения, продолжавшиеся до 1 мая, когда их пришлось по необходимости прервать по случаю выступления из Нии.
Кроме того, я занимался вычерчиванием маршрутной съемки, а с наступлением теплого времени – астрономическими и магнитными наблюдениями. Главным же моим занятием в течение зимы было пополнение собранных на пути расспросных сведений по этнографии. Все эти сведения в совокупности с личными наблюдениями и впечатлениями послужили материалом для этнографического очерка, составляющего содержание следующей главы.
Глава четвертая. Этнографический очерк Кашгарии
Размещение и численность населения. – Этнологические заметки. – Оазисы. – Распределение лёсса. – Ирригация, земледелие и скотоводство. – Пища и одежда. – Жилище. – Нравы, обычаи, обряды и обыденная жизнь оседлых обитателей Кашгарии. – Их праздники, общественные моления и суеверие. – Похороны и поминки. – Остатки рабства, сословия, значение духовенства. – Кустарная промышленность, торговля, налоги и пошлины. – Экономическое состояние населения. – Административное разделение и порядок управления. – Китайский режим.
По причине совершенного бесплодия Центральной Кашгарии, представляющей мертвую пустыню Такла-Макан, оседлое население этой страны группируется на ее подгорной окраине, испещренной оазисами. Внутренние же склоны окраинных хребтов, обращенные к котловине, населены кочевниками и полуоседлыми туземцами, ведущими пастушеский образ жизни.
Оазисы Кашгарии, рассеянные, подобно островам, по ее подгорной окраинной полосе и отличающиеся плодородной лёссовой почвой, обязаны своим существованием в этой чрезмерно сухой стране живительному действию рек, сбегающих с соседних окраинных гор и в большинстве иссякающих бесследно в ее обширной центральной пустыне Такла-Макан. Исключение составляют только величайшая река страны Яркенд-дарья с весьма немногими левыми притоками и вторая по длине – Черчен-дарья, несущие свои воды в весьма отдаленное от их истоков озеро Лобнор.