Альвиана: по зову сердца и луны

Ганова Алиса

Я сама попросила рассказать, что происходит. Мне лучше заниматься чем-то полезным, чем плакать. Не думаю, что ему нужны мои догадки, но мои измышления казались старику интересными. Поэтому он согласился и поведал, что как только по Алькольму и округе прошли первые слухи, что на меня обрушилось повторное бешенство, сразу произошло несколько убийств. Жестоких, гадких, и в них обвиняли меня!

Как же мне было плохо. Я боялась за себя, переживала за Дельрена, ведь на него обрушилось негодование горожан, боялась, что он сдастся и отвернется

от меня. Еще и Эликос доводил до ручки, перечитывая вслух материалы дел, что привез Дельрен:

— Ойва Листек. Семнадцать лет. Найдена в зарослях к реки Каменки. Рваные раны, размозжен череп. Предположительно, палкой, которую обнаружить не удалось. Дата Озвек. Сорок пять лет. Разорвано горло. Избита. Опознали по одежде… — он посмотрел на меня. — Тамеа Выра. Двадцать один год…

— Все девушки? — спросила я.

— Нет. Один мужичок есть, — Эликос зашелестел листами. — Эхнас Дуфет. Тридцать семь. Избит, покусан…

— А какой у него рост?

— Не высокий. Еще и хромоногий. Деревенский дурак.

— Тогда напавший на него выбирает слабых, кто не может оказать им сопротивления.

— Похоже на то, — согласился старик и посмотрел на меня умными, проницательными карими глазами. — Ты не глупа.

— Скажете тоже, — отмахнулась я, подозревая в его похвале ловушку. — Если хорошо подумать, любой догадается, что нападали с палкой, потому что голыми руками не справились бы.

— И кому ты перешла дорогу?

— Скорее всего, кто-то из слушательниц. Меня не любили в группе. Если же предположить, что кто-то из отверженных соперников, то они вряд ли бы сами стали мараться. Наняли бы кого-то, но, опять-таки, не слабого.

— Логично, — согласился Эликос. Но при его выдержанности, слова, произнесенные им, прозвучали издевательски.

— А когда произошли нападения?

— Ночью, — ответил старик и принялся расспрашивать о моих знакомых, слушательницах, подругах и недоброжелательницах. С его пытливостью к вечеру он знал о моей жизни все.

Глава 28

Хозяин дома, несмотря на почтенный возраст, все свободное время отдавал любимому саду. Мне приходилось в основном сидеть одной, поэтому дни тянулись медленно и нудно.

Когда самочувствие улучшилось, я смогла вставать на кровать и через окно полюбоваться кусочком неба и осеннего садика. Он был таким красивый, ухоженным, почти идеальным, словно пасторальная картинка с открытки. Но долго стоять на цыпочках, вытянув голову, тяжело. Я быстро уставала и снова ложилась.

От нечего делать, наблюдала за мелким паучком, жившим в углу над кроватью. Подсчитала, что за два дня он поймал три мошки. Разглядела каждый сучок в полу, устраивала театр теней, сочинила несколько дурных стишков…

Под вечер комната погружалась в сумерки, на меня находила невыразимая тоска, но сегодня стало совсем тошно, и я жалобно запела.

— Не ной! И так голова болит! — сердито прикрикнул Элиос с первого этажа, где готовил для

нас двоих. Полагаю, взяв меня на поруки, он лишился привычного покоя и обрел много хлопот. Одна возня с моим горшком чего стоила. Но он упрямо отказывался снимать с меня цепи и выпускать в туалет.

— Тошно! От лежания тело уже болит, — откликнулась я. И решив, что, возможно, сейчас самый подходящий момент, набралась дерзости, и спросила: — Может быть, вы одолжите мне какую-нибудь книгу?

— Любовных глупостей у меня нет! — раздраженно отозвался старик.

— Ну, хоть что-нибудь! Пожалуйста! — состроила самую скорбную мордочку, какую только могла. — Иначе от скуки я взвою!

— Тогда скоро крестьяне принесут в Акольм твою голову.

Я знала, что старик не шутит. Вздохнула, гремя цепями, перевернулась на другой бок и попыталась заснуть. Не вышло.

Еще повертевшись, решила немного размяться и принялась размахивать руками и ногами. И тогда Элиос примчался ко мне лично.

— Ну-ка перестань греметь! — рявкнул. — У меня дом, а не камера с узниками! Всю жизнь с ними по службе провел, теперь еще на старости слушать громыхание цепей!? — Посмотрел гневно.

Тут я раскисла и уже приготовилась заплакать, как он подошел к книжной полке, достал первые попавшиеся под руку книги и бросил на кровать. До сих пор подходить ко мне близко хозяин дома опасался.

— Спасибо! — я от радости запрыгала, и простыня съехала с груди, обнажив тонкую, разодранную сорочку, которую носила с той злополучной ночи, поскольку другой одежды не было. Испугалась, что Элиос неправильно поймет, но он покосился на меня, как на дурное, невоспитанное дитя, вздохнул и ушел, плотно затворив дверь.

Так мне достались две книги: одна о сыскном деле, другая, значительно толще, о философии. В их чтение я и погрузилась, не приставая к хозяину целых два дня. Первая книга увлекла настолько, что я прочитала ее от корки до корки несколько раз.

Затем попыталась взяться за нудный философский талмуд. Он шел тяжело, через силу, однако других развлечений не было, и я упрямо вчитывалась в текст. За эти делом меня утром и застал хозяин дома.

— Видимо, совсем тошно, раз читаешь подобную муть, — заметил он, подходя к окну и раздвигая шторы. В теплом домашнем халате, стоптанных тапочках, сонный старик едва походил на грозного сыщика.

— Книга про сыскное дело мне понравилось. Я ее дважды перечитала! — поймала на себе скептичный взгляд и пояснила: — Люблю читать.

— Хочешь сказать, что за день осилила?

— Да. Еще перечитывала некоторые непонятные моменты. Например, как уровень капель крови соотносится с ростом преступника. Кстати, а вы не пробовали писать детективы? У вас бы получилось. Правда, обязательно надо в рассказ добавить несколько красочных штрихов.

— Глупостей? — хмыкнул Элиос, усаживаясь за стол и разбирая завал. — Поэтому и не пишу. Для дураков не пишу. А для умных составил «Настольные заметки следователя».