Алые погоны. Книга вторая
Шрифт:
Владимир замахал ему рукой. Андрей повернул назад к Геннадию. Нога Пашкова около щиколотки сразу стала похожа на вздутую подушку.
— Я вам говорю — бегите! Училище подведем, свиреп прокричал Пашков и с огромным усилием встал. — Я сам дойду.
Сильная боль заставила его заскрежетать зубами. Товарищи переглянулись. Не сговариваясь, они переплели руки пригнулись, решительно подхватили Геннадия.
— Держись крепче за шею! Сможешь?
Пашков сразу понял товарищей.
— Смогу.
Они осторожно побежали, почти пошли, стараясь передвигаться в такт, меньше тревожить Геннадия. К финишу
Пашкова повезли в санчасть. Полковник Райский, осмотрев ногу, озабоченно сказал: «Дисторзия». На ногу клали лед.
Геннадий беспокойно спрашивал у Боканова. «Нам засчитают бег?»
Райский колебался, не отправить ли Пашкова в больницу? Геннадий настаивал:
— Я хочу здесь готовиться к экзаменам, нельзя терять и дня.
— Да, но…
Боканов поддержал Геннадия:
— Если можно, товарищ полковник, оставьте его здесь.
Товарищи принесли Геннадию книги для подготовки. Пришли с грамотой, выданной училищу городским комитетом физкультуры. Понимая, что он мучается, — не подвел ли училище, успокаивали:
— Нам все же присудили первое место…
Семен неуклюже сунул какой-то сверток под подушку Геннадия. Уходя, крепко пожал руку;
— Выздоравливай!
Когда все ушли, Пашков развернул сверток, там были конфеты. Его любимые — лимонные.
Артем, солидно подходил к остановке в тот момент, когда трамвай тронулся и какая-то женщина в сером пальто и серой шляпе яростно втискивалась с подножки в дверь заднего вагона, подталкивая снизу вверх плечом гражданина с кошолкой. Артем увидел, — женщина в сером что-то уронила, он крикнул:
— Обронили, обронили! — но было уже поздно. Трамвай ушел. Каменюка поднял белые, лайковые перчатки и с любопытством начал их разглядывать. Красивые, верно, дорогие. Он надел на руку — самый раз, будто для него изготовлены. А сверху рубчики, Каменюка представил, как придет сейчас, в училище и будет козырять всем рукой в лайковой перчатке. Ни у кого таких нет! Но немедленно возникла мысль: «Нечестно… Надо найти женщину… отдать. Она тогда об училище хорошо подумает»., Артем стал перебирать возможные планы действий: догнать трамвай троллейбусом… дать объявление в газете… отнести находку, в трамвайный парк… Нет, все это не подходит. Артем достал из кармана небольшой блокнот. В нем были даты по истории, — любимому, после военного дела, предмету Каменюки, — афоризмы Суворова, таблица условных топографических знаков. Каменюка вырвал чистый лист и старательно написал печатными буквами: «Утерявшего на этой остановке вещь просят зайти в Суворовское училище».
Теперь надо было придумать, как прикрепить записку к столбу. В это время из трамвая, остановившегося на противоположной стороне, вышла женщина в сером пальто. Она была растрепана и расстроена. Подойдя к остановке, близоруко опустив голову, начала ходить вокруг: «Будто окурки ищет», — снисходительно подумал Каменюка и, подойдя к ней, вежливо спросил, желая продлить минуту торжества:
— Разрешите узнать, что вы ищете?
— Перчатки… белые, — огорченно сказала женщина, подняв голову.
— Пожалуйста, — великодушно протянул ей перчатки Каменюка. — Я хотел дать объявление, — пояснил он, показывая на бумажку.
Женщина начала благодарить.
— А
Артем с достоинством козырнул и неторопливо пошел от остановки — решил пройтись пешком,
ГЛАВА XXVI
ЭКЗАМЕНЫ
… В празднично убранном актовом зале, за отдельными, небольшими столиками, сидят выпускники. Бледен и сосредоточен Гербов, нервно покусывает нижнюю губу Ковалев, проступил румянец на щеках Пашкова. Он прислонил к стене костыль. Опухоль с ноги почти сошла и врачи сказали, что через две недели Геннадий сможет ходить свободно.
Письменная работа по литературе! Решается судьба… Сделай одну ошибку — и все пойдет прахом. Надо взять себя в руки, собрать всю волю и направить ее на то, чтобы написать сочинение как следует. Спокойно, спокойно — все будет хорошо!
Большинство избрало тему: «Нас вырастил Сталин на верность народу»… Темой этой лучше всего можно, передать глубокие сыновьи чувства, бесконечную преданность любимому вождю, слова пойдут от сердца, из глубины души, польются чистым, страстным потоком.
За длинным столом, покрытым зеленым сукном, украшенным цветами, — государственная комиссия. В парадном кителе сдержанный и торжественный генерал. Полковник Зорин приветливым взглядом ободряет выпускников. По правую руку от генерала — представитель областного отдела народного образования, в белой шелковой рубашке, непривычно выделяющейся среди кителей. К нему наклонился, что-то тихо говорит, седой полковник из Управления Суворовскими училищами.
Всего девять человек. Хоть девяносто! Главное — спокойствие и собранность. Все будет хорошо! Должно быть хорошо.
У дверей актового зала крутятся Артем Каменюка и Сенька Самсонов. Минутой позже прибежал запыхавшийся Павлик Авилкин. IIIопотом спросил:
— Пишут?
— Пишут…
И три пары глаз прильнули к щелке в дверях. Ковалев в это время писал: «Я люблю мой народ всей силой своей молодой души. Да и нельзя не любить народ, который дал миру Ленина и Сталина, первый в истории человечества построил социалистическое общество и уверенно идет к коммунизму».
Через час из актового зала вышел полковник Зорин — поговорить по телефону.
Ребята под дверью шарахнулись было в сторону, но тотчас снова доверчиво слетелись:
— Товарищ полковник, как там наши?
— Товарищ полковник, напишут?
У Зорина ласково затеплились глаза:
— Все в порядке! — и, придвинувшись ближе к ребятам, зашептал доверительно: — Завтра товарищ Сталин спросит у нашего главного генерала в Москве; «Ну, как прошли экзамены по литературе у суворовцев?»
Сенька широко раскрыл глаза:
— Через три года и мы писать будем!
— Готовиться надо уже сейчас, — посоветовал Зорин.
— Будьте спокойны, товарищ полковник, — страстно заверил Авилкин, — мы училище не подведем!
Минут за десять до начала экзаменов в младшей роте, к майору Тутукину подошла пожилая женщина в простеньком платье, с косынкой на голове.
— Мне начальник училища разрешил присутствовать на экзаменах по истории… — деликатно сказала она.