Алый король
Шрифт:
— Что здесь написано? — спросил Нагасена.
Дион качнул головой.
— Узнаешь, если выучишь язык Макрагга.
— Выучу, — пообещал Йасу, полностью обнажив меч.
Выставив его перед собой, агент убедился, что перед ним великолепный клинок, гладко отполированный и характерно загнутый, как все мечи восточных мастеров.
По щекам Нагасены потекли слезы, как у отца, которому дали подержать его первенца.
— Не думал, что мне вновь доведется владеть чем-то столь прекрасным, — признался Йасу, выполнив для пробы несколько режущих ударов. — Я вечно благодарен тебе, Дион. Оружие просто изумительное.
— Без
— У него есть имя?
— Я назвал его Ао-Шунь [125] , — сказал Пром. — Драконий Меч.
Посреди мастерской Амона лежала плоская овальная глыба, вырезанная из молочно-белого кристалла. Включение шпинели размером с кулак, находящееся в самом центре валуна, придавало ему сходство с огромным глазом. Хотя артефакт был лишь копией камня, утраченного вместе с Просперо, его присутствие успокаивало советника.
125
Ао-Шунь — в китайской мифологии дракон-повелитель Северного Моря, один из четырех «драконьих царей», упоминающихся в классическом китайском романе «Путешествие на Запад» (XVI в.)
Амон стоял на коленях перед алтарем Корвидов, приложив ладони к мутной поверхности. Сила кристалла втекала в легионера, но и он позволял глыбе впитывать его энергию. Теплый на ощупь алтарь пронизывали полоски света, которые мгновенно вспыхивали, как импульсы в синапсах мозга, связанного с течениями Великого Океана.
Когда советник и Алый Король вернулись из Планетария, остававшиеся в Мире Девяти Солнц легионеры собрались возле летающей пирамиды Амона, чтобы обновить клятвы верности примарху. Магнус вышел на балкон, и при виде примарха раздался слитный приветственный рев, напомнивший советнику об Улланорском Триумфе, где он вместе с полубогами наблюдал за тем, как миллионы солдат, титанов и бронемашин проходят мимо громадного возвышения.
Теперь все адепты Тысячи Сынов на Планете Чернокнижников способствовали Циклопу в его дерзновенном предприятии. Добавляя свои силы к вкладу собратьев, Амон возвысил разум к девятому Исчислению. Здесь, вдали от мирских забот и ограничений физического мира, сознание псайкера начало порождать призраков минувшего.
Фантомы плыли через мастерскую, будто старые друзья, пришедшие с неожиданным, но исключительно приятным визитом. Амон видел перед собой череду мертвых братьев — убитых на Просперо, сгубленных перерождением плоти или павших в войне за воплощение великой мечты Императора. Духи его коллег-ученых задерживались, чтобы изучить висящие на стенах астрономические таблицы, чародейские гороскопы или неоконченные схемы, которым советник посвящал часы напряженных усилий.
Воин улыбнулся, заметив обветренное лицо Анкху Анена, стража Великой библиотеки. Почитаемый мудрец выглядел в точности так, каким его запомнил Амон: бледнокожий, с проницательным взглядом, одним своим обликом словно бы опровергающий мифы о бессмертии Астартес.
— Ты выглядел старым, еще будучи послушником, — произнес советник.
— Я и был старым, — напомнил Анкху. — Меня почти отвергли. Когда-то детей не пускали на войну из-за малого возраста, но для легиона требовались юноши.
— Даже не представляю тебя молодым.
— Честно
— Лучшей?
— Более простой. С тех пор Галактика изменилась.
— Как и все мы.
— Верно, но кое-что всегда будет таким, как прежде. — Фантом провел пальцами с чернильными пятнами по книжной полке и вскинул бровь. — Когда Волки пришли на Просперо, я попытался совершить нечто вроде того, чем сейчас занимаетесь вы… Но намного менее амбициозное.
Старик усмехнулся.
— Я хотел спасти все носители знаний, но ваша идея… Она гораздо удачнее. Скажи, Амон, ты действительно веришь, что у вас получится?
— Да, верю.
Анкху Анен пожал плечами, словно речь шла о чем-то маловажном, и продолжил кружить по мастерской.
— Наш великий труд уже в разгаре, — добавил Амон. — Взгляни на мраморные залы галереи Пергама: ее бесконечные стеллажи почти опустели.
— Когда-то подобная мысль ужаснула бы меня, а теперь дает надежду, — вздохнул призрак. — Значит, ваша неимоверно сложная задача — наполнить Планетарий, перебросив через время и пространство запасы мудрости, накопленной за множество жизней, — все-таки выполнима.
Советник преисполнился гордости, хотя и понимал, что голос убитого мудреца звучит из сознания самого Амона. Разум воина, применяя метаконфигурации девятого Исчисления, создал для него вымышленного собеседника на основании воспоминаний об Анкху.
— Надежда покинула меня так давно, что, казалось, уже никогда не вернется. Галактика охвачена смятением, и все, казавшееся незыблемым, сгинуло под ударами нынешней войны — новой диссипативной системы.
— Довольно скоро это противостояние закончится, — сказал Анен. — Оно пройдет и забудется, как случалось со всеми войнами. Тогда, и только тогда, сохраненная вами информация вновь обретет важность.
— Именно. — Советник сознавал, что речь идет лишь о его грезах, но не мог удержаться от обсуждения возможного светлого будущего. — И, чьим бы триумфом ни завершилось восстание Луперкаля, мы сохраним достаточно знаний, чтобы отстроить разрушенное, и достаточно мудрости, чтобы верно применить их. Какие бы ошибки или недопонимания ни случались в прошлом, мы еще можем спасти грядущее и повторно подарить человечеству Объединение.
— Ты наивен, если в самом деле так считаешь, — ответил Анкху, и в мысли Амона проник червячок сомнений — капелька яда, упавшая в колодец. — Легион Тысячи Сынов навеки проклят в глазах будущих поколений, и этого уже не изменить. Но, пусть заветы нашего предательства и сохранятся в веках, они незначительны по сравнению с наследием, которое вы оставите для умных и искусных людей, способных им воспользоваться. Вспомни мои слова, когда он будет делать выбор!
Советник судорожно вздохнул и отдернул руки от глыбы, словно обжегшись. Видение рассеялось, Анкху Анен и другие воины-ученые исчезли, оставив Амона одного в мастерской, полной отголосков…
Нет, не одного. Легионер ощутил чье-то присутствие.
Поднявшись, он развернулся и увидел на балконе фигуру, в которой безошибочно угадывался его генетический прародитель. Алый Король, облаченный в доспехи и закутанный в темно-бордовую мантию с меховой оторочкой, стоял, понурив голову и опустив плечи. В его ауре отражалась растерянность.