Алый Пимпернель. Дьявол верхом
Шрифт:
Во-вторых, Габриель, долгие годы терпеливо ожидающая моей смерти и в то же время желающая, чтобы я продолжала жить. Если я умру, он может жениться снова, но женится ли он на ней? Габриель доказала, что в состоянии родить сына. Демонстрацией этого ростом в шесть футов служит Этьен. Кто может усомниться, что граф его отец? Бедная Габриель, в каком же она затруднительном положении! Я знаю, что она долгое время была ему верной возлюбленной, но мужчина, овдовев, обычно женится не на стареющей любовнице,
К тому же есть еще и Леон. В тот вечер, когда происходил бал, я кое-что о нем узнала. Я всегда посылала семье Леона еду, одежду и даже деньги, так как считала себя отчасти виноватой перед ними. Ведь из-за того, что я не родила сына, мой муж так бешено гнал лошадей, что случилось несчастье. Раз в месяц я посылала к родным Леона Эдуара, одного из своих грумов. Он сообщал мне новости о них. Так вот, во время бала мне удалось кое-что разузнать, и Леону это известно. Поэтому он боится меня. Но я устала, а это слишком длинная история, так что расскажу тебе ее в следующий раз.
Как видишь, Иветт, в этом семействе сплошные драмы. Интересно, чем все это кончится. Но, как бы то ни было, это делает мою жизнь менее скучной. Мне не терпится узнать, что произойдет дальше.
Меня всегда интересовали люди. Правда, я хотела только наблюдать за ними, а не выходить на сцену сама. Особенно для меня отвратителен брак и все, что с ним связано. Очевидно, так бывает не со мной одной.
Завтра напишу тебе более подробно. Сейчас я немного утомилась, а мне хочется сообщать тебе обо всем на свежую голову.
Спокойной ночи!
Урсула."
Письмо выпало из моей руки. Я посмотрела на дату. Оно было написано накануне смерти Урсулы.
Теперь я точно знала, почему Иветт решила показать мне эти письма. Она хотела убедить меня, что Урсула не могла лишить себя жизни.
В ту ночь я почти не сомкнула глаз, думая о прочитанном.
Я воспользовалась первой же возможностью, чтобы вернуть письма Иветт.
– Вы прочли их? – осведомилась она.
Я кивнула.
– Вы поняли, когда было написано последнее?
– Да, накануне смерти. Она, должно быть, написала его перед тем, как принять роковую дозу.
– По-вашему, это письмо женщины, решившейся на самоубийство?
– Нет.
– Значит, остается одно решение. Он убил ее.
Я молчала, и Иветт продолжила:
– Он хотел убрать ее с пути. Она об этом знала и даже упомянула в письме.
–
– Моя дорогая Минель, вы не знаете могущества графа. Врачи сказали бы все, что он им велел.
– Неужели они настолько бесчестны?
– Вы просто не знаете, как поступают с теми, кто ослушается важной персоны. В один прекрасный день они получают lettre de cachet, и больше о них ничего не известно.
Я молчала, а Иветт, подойдя ко мне, положила ладонь на мою руку.
– Если бы вы были разумны, – сказала она, – то немедленно вернулись бы в Англию и забыли, что когда-нибудь встречались с ним.
– Куда же мне возвращаться?
– А куда вы пойдете, если начнутся волнения?
– Полагаю, останусь здесь – с Марго, со всеми вами…
– А если за вами приедет граф – что тогда? Он может предложить вам стать его женой. Неужели вы вышли бы замуж за убийцу?
– Но ведь нет доказательств…
– Разве вы не нашли их в письме? Вы же читали, что Урсула писала перед смертью. У нее были врачи. Он послал за ними, чтобы они установили у нее какую-нибудь воображаемую болезнь.
– За ними посылала Ну-Ну.
– Ну-Ну постоянно просила врачей для Урсулы. Оставалось лишь дождаться очередного требования.
– Если граф так хотел избавиться от жены, почему он не сделал этого раньше?
– Потому что рядом не было вас.
– Но ведь он всегда хотел жениться снова, мечтал иметь сына…
– Не находилось подходящей женщины. Он был готов предоставить все судьбе и в случае необходимости узаконить Этьена.
– В ваших словах слишком много догадок.
– Неужели вам не ясна истина, или вы сознательно на все закрываете глаза?
Я знала, что верно второе предположение. Письма служили достаточным доказательством. Накануне смерти Урсула заявляла, что ей интересно жить.
Еще никогда я не чувствовала себя такой несчастной.
Жаркие дни следовали друг за другом. Каждое утро я, просыпаясь, сразу же думав о графе. Перед глазами у меня стояла сцена его прихода в спальню жены. Осторожно он открывает аптечку Ну-Ну, где все ее снадобья, аккуратно снабжены ярлычками. Он выливает в стакан Урсулы двойную или тройную дозу снотворного – это означает смерть…
Что я могла поделать? Если бы я напрямик спросила графа, он бы солгал, как и раньше, а может, сказал бы правду, попытавшись убедить меня, что все совершенное им для нас не имеет значения. Могла ли я решиться на подобное испытание? Не было бы трусостью бежать от него?
Однако мне следовало именно бежать. Вначале я могла бы забыть обо всем в пылу страсти, но что я чувствовала бы потом, живя с убийцей?
В моих снах мама умоляла меня уехать. Затем она превращалась в Иветт, говорящую то же самое.