Амадей
Шрифт:
– Гениален ли ты?..
– повторил с сомнением Хранитель.
– Зачем тебе это, мальчик? Знаешь, что такое гениальность?
Амадей беззащитно улыбнулся. Нифонтов тянется к коробке папирос "Богатыри", чиркает спичкой...
С гениями всегда так. Гений сам не знает, чего он хочет, и, тем более - что может. Его одолевают вечные вопросы и разрывают столь же вечные сомнения. Он уже заступил одной ногой за горизонт человеческих возможностей, но за вторую ногу его держит мир. Наш бренный мир - со всеми проблемами, неустроенностью и мелкими дрязгами.
Он балансирует на краю бездны, а мы, простые смертные, не наделённые и сотой долей его проницательности, считаем, что это граница безумия...
И лишь в одном находит гений истинное счастье, покой и отдохновение - в творчестве. Безделье томит его хуже любой, самой изматывающей работы.
– Для тебя было бы лучше, Амадей, окажись ты талантливым гравёром, - выдохнул дым Хранитель.
– Талант - это возможность, реализованная на пользу людям. Понимаешь, о чём я говорю?
Амадей улыбается.
– Ну, представь себе: есть парень, который хорошо бегает. Если он будет упорно тренироваться, то сможет стать призёром крупных соревнований, даже чемпионом! Это способный парень. А вот другой, - который впервые пришёл на стадион и сразу пробежал быстрее... Он ещё не тренировался, а бежит лучше... Это талант.
Амадей улыбается. По лицу его невозможно прочесть - понимает он сказанное, или нет.
– Но и тот, и другой бегут по беговой дорожке! Понимаешь? А гений бежит очень быстро, и красиво, не бежит - летит прямо... Но стартует он как все, а продолжает - по пашне, через лес, без дорог и указателей!.. Сметая всё на своём пути... И часто оказывается там, где он не нужен. Где его не ждут и не готовы встретить...
– Я тоже так бегаю, Учитель?
– ясные глаза застенчиво опускаются долу, на лице блуждает улыбка. Взгляд скользит по столу, заваленному учебниками, и цепляется за цветной конверт.
– Ой, а это что, Учитель?
"ВОЛЬФГАНГ АМАДЕЙ МОЦАРТ. Реквием d-moll. KV 626. Хор Венской государственной оперы, хормейстер Norbert Balatsch. Орган Hans Haselbuck. Венский Филармонический оркестр, дирижер Karl Bohm" - значилось на нём.
– Я говорю тебе не о том, как ты бегаешь, а о том, куда следует бежать, - сердито выговаривает Нифонтов.
– Нравится?
– и подаёт подростку пластинку.
– Возьми, послушаешь... Проигрыватель-то дома есть?
Амадей кивает, зачарованно разглядывая конверт. Крутит в руках разноцветный глянец.
– Музыку написал твой тёзка, Амадеус Моцарт. Слыхал о таком?
– Не-е-е...
– Амадеус - любимец Бога... Вот и послушай. Я думаю, тебе понравится. Иди, и не забывай своего директора, показывайся...
– Конечно, Учитель!
– счастливый юноша опрометью бросается вон из кабинета.
В кармане поношенного пальто с облезлым воротником лежит новенький набор алмазных фрез фирмы "Telcon". Для любых видов работ по стеклу. Подарок Хранителя.
Как бы не сомневался Нифонтов, а проверить ситуацию был обязан. Инициировать, по-простому
И шнур запален. Камешек, что рождает лавину, брошен. Рубикон перейдён, и ничто теперь не повернёт события вспять, не отменит содеянного. И да поможет всем нам Бог...
– Что за артефакт?
– настойчиво вопрошает куратор, отрывая от размышлений.
– Вы слышали о котле валлийской ведьмы Керидвен?
– усмехнулся Нифонтов.
– Керидвен родила Афагдду, самого уродливого мужчину на свете. Она решила сделать его мудрым, и затеялась варить в котле Знания напиток, придающий мудрость и вдохновение. Смесь варилась один год и один день... Некая таинственная субстанция, способная дарить высокий творческий порыв. Воспроизводить мечты в материальном воплощении. Хотите - денег, а можно славы, или власти... Как вам?
– Глупости. Разве можно воспроизвести славу в материальном воплощении?
– Ну, не саму славу, конечно, но то, что к ней приводит - вполне. Например, полотно, достойное Рубенса... Или, роман, равный перу графа Толстого... Хотели бы?
– Посерьёзнее, Нифонтов, - лицо куратора сделалось похожим на папашу Мюллера из того же фильма.
– Не в игрушки играем.
– Сказал веско.
– Москве что прикажете доложить? Что мы, мол, здесь картины пишем?
– Явления такого порядка изменяют реальность. Любой политик может только мечтать о подобном. Всякие там СМИ и другие-прочие средства управления человеческой массой детские игры в сравнении с артефактом. И это только один из аспектов...
– Как это будет выглядеть?
– Чаша. Это будет Чаша, в которой можно варить волшебное зелье... Мудрости и вдохновения...
– Как ею управлять? И кто это будет делать?
– Не знаю. Пока я этого не знаю...
– Ну что ж, Нифонтов, - холодно промолвил "Штирлиц".
– Дай-то, как говориться, Бог. На этот раз ошибок быть не должно.
Действительно, ошибку ему не простят. И в первую очередь любым промахом воспользуются "золотые".
Куратор ушёл, но в кабинете ещё долго витал запах дорогих столичных сигарет. Даже дым любимых "Богатырей" не перебивал дух чужака...
Два подарка! Сразу два подарка!
– Амадей летел как на крыльях. От кабинета директора, по знакомым коридорам, мимо дверей классных комнат, по тысячи раз хоженым ступеням школьной лестницы, - и на улицы. Бегом! Набор фрез оттягивал карман, грел душу. Конверт притягивал взор, волновал необычайно. Будто под глянцевой обложкой скрывалось нечто живое, способное подарить нежданную великую радость.
Никогда раньше Амадей не увлекался музыкой. Это сторона жизни существовала отдельно от него, как и дискотеки, и гремучие мелодии, столь почитаемые сверстниками. Но тут было совершенно другое - музыка Амадеуса!