Амалия и генералиссимус
Шрифт:
— Вы… Госпожа де Соза, вы что — лично знакомы с капитаном Энди? — прошептал Эмерсон, глядя на меня обожающими глазами.
— Вы не забыли про меня, джентльмены и вы, э-э-э, леди? — раздался хорошо поставленный голос Дебби, продолжавшей стоять со связанными сзади руками. — Я, наверное, должна бы предложить вам выпить. Особенно близким друзьям, — она выразительно посмотрела на Робинса, а тот отвел взгляд.
Дьявол бы ее взял, а что-то в ней есть, или могло бы быть, подумала я.
— Не забыли, — деликатно, чуть не с поклоном повернулся к ней Элистер. — Перед вами, Эмерсон, еще один человек, которого вы ждали и искали — связной Коминтерна, недостающее звено между Марселем и господином Лефранком в Сингапуре. Мне посчастливилось услышать некоторые их с этим французом разговоры, хотя главное, боюсь, говорилось уже на лужайке, у ворот, а встать я тогда никак не мог.
На лице Дебби появилось выражение бесконечной насмешки.
— Хорошая пьеса, Роберт, или сколько у тебя там еще имен, — сказала она Элистеру. — Но не пора ли все-таки сообщить мне, в чем конкретно я обвиняюсь? Насколько я знаю, в этой колонии не преступление — гулять по лужайке перед своим домом с револьвером в руках, и даже показывать его непрошенным гостям. Я, возможно, даже имела бы право из него выстрелить. А что касается, как вы выражаетесь, Коминтерна, то эта мифическая организация…
Робинс прочистил горло и сделал шаг вперед.
— Обвиняетесь вы, конечно, в убийстве Таунсенда и еще Вонга, — сказал он, и я уловила в его голосе тень сомнения.
— А если у вас есть улики, то что же вы меня не арестовали, скажем, в прошлый четверг? — нежно сказала ему Дебби, и Робинс стал еще печальнее.
— Вдобавок вы обвиняетесь, леди, в убийстве Джереми и Дебби Карпентер, — выручил его Элистер. — На Цейлоне, где мы с вами и познакомились. Что касается улик, то для начала хватит фотографий настоящих Джереми и Дебби, которые, как я понимаю, доплыли до Коломбо живыми, а дальше на Пенанг с их именами поплыли вы. У кого-то в Лондоне эти фото ведь найдутся. Не знаю, успели ли наши ребята на острове найти тела, но как минимум за мошенничество можно угодить в Австралию, не правда ли. Выдавать себя за других лиц даже только с целью получать их законное жалованье — это уже кое-что. А прочее подтянется, не сомневайтесь. Телеграф пока еще работает. Почта тоже.
На улице за воротами снова послышался стук мотора. Джереми, как и Эмерсон — в форме, бодро направился в нашу сторону, помахивая рукой в знак приветствия.
Потом посмотрел на Элистера, на меня, всех прочих. И, наконец, на Дебби, с руками, связанными моим чулком.
Повернулся и бросился бежать из ворот, выскочил на раскаленную улицу налево, туда, где не было ничего — никаких домов, только дорога среди пальм на пару миль — и припустил рысью.
— Что за идиот, — бессильно сказала Дебби.
— Так, это уже моя работа, — ни к кому не обращаясь, сказал Робинс и побежал за Джереми, доставая на ходу револьвер.
Я поняла, что улики против этой пары, наконец, появились.
— Полицейский, который, увидев в собственном доме своих коллег, бросился бежать? Да уж, инстинкт странный, — вновь вежливо повернулся к Дебби Элистер. И, сделав несколько шагов к воротам и сложив руки перед губами:
— Осторожнее, сэр, он умеет пользоваться ножом, это бывает неожиданно.
— Все началось, когда Робинс сказал мне, что «мы избавили Лондон от совершенно бездарного полицейского», — проговорила я. — После чего — правда, много позже — мне пришла в голову мысль, что Джереми, если так, и вообще не полицейский. И совсем поздно я вспомнила: а что за плантатор уже сколько времени не выходит из дома этого странного полицейского и его жены, которая демонстрирует дикцию профессиональной актрисы? То есть — человека, привыкшего выдавать себя за кого-то другого, да еще каждый вечер? А уж вчерашний спектакль и подавно поставил все на свои места. Тут, кстати, была одна загадка — что это за молодой человек с усиками, который застрелил Таунсенда, а потом спустился по задней лестнице и исчез. Для профессиональной актрисы — так просто: отклеить на ходу усики, выбросить их, вместе с мужским пиджаком, шлемом и так далее, в любое место на улице. Обойти здание и снова войти в двери «Колизеума», когда китайцы там начали бросать оружие, и все пришли в движение. Всем было уж точно не до нее. И надо же было, чтобы тем временем Джереми испугался собственных отпечатков пальцев и понес куда-то некий маузер! Действительно, что за идиот.
Ну, а темноволосая женщина в бунгало доктора Оуэна — просто парик — это и вообще просто, подумала я. Вошла, взяла его паспорт и что-то еще, вышла…
Она молча смотрела на меня — ее светло-серые глаза стали попросту белыми от ненависти.
— Сэр, то есть… Элистер, — вернул себе, наконец, дар речи Эмерсон. — У нас тут получается два автомобиля… дайте мне подумать… Мы ждем вас, если вам удобно, у себя в полиции хоть сейчас… И вечером с нас много-много коктейлей в «Пятнистой собаке», то есть в Селангор-клубе, то есть… — он нервно посмотрел на меня, — лучше в «Колизеуме»… Вот только как мы доставим арестованных…
Я глубоко вздохнула.
Мир был полон пения птиц и золотого солнца.
— Elistair, se tu consegues manter о equilibrio? — поинтересовалась я.
— Держать равновесие? А, это просто — тут за забором иногда слышится хриплый рев какого-то мерзкого механизма, — ответил он. — Кажется, я понял. Умею.
— И еще, — продолжила я на том же языке, — кто будет с меня снимать второй чулок, а потом надевать свежую пару? Арестованных они довезут и сами, правда?
Эмерсон, внимавший этому португальскому диалогу, смотрел на нас как на двух небожителей.
ДЖЕЙМС И АЛЕКСАНДРИНА
Я смотрела на вытоптанный газон полицейского депо на Блафф-роуд, над желтоватой травой дрожал горячий воздух. Меня здесь, в полиции, вроде как не было — я попросила, чтобы мое имя не фигурировало нигде, и Эмерсон с уважением согласился. А вот Элистер провел там часа два. И, наконец, вышел, измученный (мне сразу стало стыдно за то, что я проделывала с ним перед тем, как привезти сюда), присел рядом со мной на ступеньки в тени.
— Ну, вот, — сказал он без особой радости, — опять спасли друг другу жизнь — просто судьба.
— Что за пустяки, Элистер, не стоит и говорить об этом. А кто такой этот Серж, за кем и за чем вы гонялись?
— Лефранк? Ключевой человек Коминтерна в Южных морях. Ты и правда ничего не знаешь? А как тогда ты меня нашла?
— До позавчерашнего дня я даже не знала, что ты пропал. У меня здесь совершенно другое дело, хотя связь есть. Рассказывай, рассказывай. Что тут такое должно было произойти, в этом городке?
— Конференция, Амалия. Четвертая конференция компартии Малайи. По крайней мере, здесь ее готовили. Bee дело в Китае. Не то чтобы Москва совсем отчаялась восстановить свое влияние в Китае, но при загнанной в подполье тамошней компартии все не так, как раньше. Ну, например, раньше коминтерновский «Центр Южных морей» в Сингапуре контролировался из шанхайского комитета китайской компартии. А сейчас этот комитет еле дышит, сидя в подполье. Вдобавок года три назад здесь, у вас, всех красных отловили — и тех, кто устроил забастовку обувщиков в Сингапуре, взрывал небольшие бомбы, выкидывая их из обувных цехов на улицу, и тех, которые пытались убить в Сингапуре какого-то китайского министра… Надо было начинать все сначала. И Коминтерн начал.
— А почему они решили работать в этом городишке?
— Потому что в Сингапуре, видимо, они ощущали себя слишком на виду, все лучшие силы полиции там, а здесь — сонное царство. Так вот. Год назад коммунисты в том же Сингапуре распустили компартию южных морей и создали компартию Малайи. Куда вошли все соседи — сиамцы, подданные французов в Индокитае, еще кто-то. И все организовали заново, новые связи, новые каналы доставки коминтерновских денег. Мы знали, что сюда приедет один крупный человек из Москвы, некто Нгуен, как его там дальше зовут. Но этого обещали опознать китайцы, прислав сюда легендарного агента. А еще ждали прибытия в Сингапур какого-то крупного деятеля, который должен был стать тут главным от Коминтерна, не Нгуена — кого-то еще, выше. По сути, ключевую фигуру в этой истории. Ну, и вот…