Амалия и Золотой век

Чэнь Мастер

— Амалия, нам сообщили кое-что из Токио. И это точно по вашей части. Вы слышали, что такое генро?

— Э…

— Сам только что услышал это слово впервые. Прошлая эпоха, двадцатые годы. Маршалы и адмиралы, герои прежних войн. С русскими, с корейцами. Ветераны, советники императора. Были самыми уважаемыми людьми в Японии. Пока, правда, не вымерли. Их сейчас уже осталось десятка полтора. Так вот, Амалия, есть такой Чусуке Идэ. И про него пришла шифрограмма. Я показал бы ее вам, но там все очень коротко, я так скажу.

— И?

— Нам сообщают, что адмирал Идэ уже несколько дней как в Маниле. Официально такого человека здесь нет, иммиграции о нем ничего не известно. Но он здесь. И он генро.

12. Ведь иногда она должна и говорить

Сегодня я иду на бал.

Перед балом надо поспать или полежать с закрытыми шторами, но со мной происходит все то же, я не нахожу себе места, я мечусь по городу и боюсь остановиться.

Да я и не могу усидеть в отеле, потому что сегодня — великий день. И я еду на набережную увидеть их.

Когда они только что смотрели на нас с воздуха, делая разворот и почти срезая крышу «Манила-отеля», то, наверное, думали, что мы — громадная стая белых муравьев на газоне поля Уоллеса.

А здесь, внизу, гул, цветы, море белых панам и черных ленточек, узкие и широкие поля женских шляпок, плоские брезентовые шлемы констебулярии в оцеплении, Адмиральская пристань и под музыку приближающийся к ней катер.

Два белых пенных уса катера расходятся клином и качают эту штуку, от которой он только что отошел, — на боку надпись «China Clipper PAA». Это какой-то горбатый белый кит, горб держит мощное крыло с моторами — четырьмя! Кит покачивается, пришвартованный к какой-то барже. Нет, куда уж там японцам с их Накамурой в кабине маленького тупорылого разносчика газетных новостей, здесь — редкой красоты белая машина, все-таки больше яхта, чем аэроплан.

В городе праздник, президент провозгласил пятницу полувыходным, и тысячи пришли к пристани. От которой американская команда из шести человек отправилась прямо в Малаканьянский дворец.

Меня туда не звали, меня звали вечером в другое место, не хуже, и я оставалась в толпе, рассматривая это покачивающееся на волнах чудо.

Сюда входит четырнадцать пассажиров, они топают через крышу вниз по лесенке, но пока их нет, тут у нас еще испытательные полеты. Зато — целая тонна почты! Семь тысяч миль, Гонолулу, Уэйк, Мидуэй, Гуам. Шестьдесят чистых часов полета, то есть два с половиной дня, а рекорд быстрым кораблем — семнадцать дней, а Магеллану на это потребовалось девяносто дней. Но тут — невероятные прыжки через океан, по островам, каждый из которых должен иметь моредром, горючее, радио, погодную станцию, людей для обслуживания всего этого и отель для пассажиров.

Но они считают, что деньги потрачены не зря. Они — это еще и местные жители. Потому что скоро «филиппинские товары могут оказаться в витринах Пятой авеню в тот же день, как они оказываются в витринах на Эскольте. И не дойдет до следующих „с Новым годом“, как всего за две тысячи песо можно будет увидеть землю Звезд и Полос».

Какие филиппинские товары, кстати, где они? Это что — сахар, на экспорте которого в Америку пока что базируется местная экономика? Но сахару спешить не надо.

А особый объект моих интересов, японцы, совсем не радуются. Японская пресса заявляет (сообщает нам не без злорадства «Манила Трибьюн»), что «этот проект может рассматриваться в качестве военных приготовлений под маской гражданского предприятия. В коммерческом и промышленном плане нет оснований для продления американских воздушных путей до тихоокеанских островов. А так как маршрут близок к островам, подмандатным Японии, то мы должны серьезным образом задуматься над ним. При этом то, что разрешения на оборудование островов для перелетов были выданы военно-морскими силами, говорит, что обдумывается будущее этих аэропортов для военных целей. И особенно сейчас, когда вопросы разоружения флотов не решены…».

Но никому не интересно мнение японцев, и вот команда клипера во главе с капитаном Мьюзиком…

Капитан Мьюзик? Это что, американский ответ капитану Куласу? Все сошли с ума, и особенно я, потому что я иду на бал, одно из трех главных событий года. Первое — это бал Филиппинского клуба, второе — тот самый загадочный бал Кахирап (добыть мне туда приглашение оказалось непосильным делом даже для моих покровительниц во главе с Вики), а я иду на третий, он называется — Манкоммунидад. Уровнем не меньше.

И чувствую себя настоящей Золушкой.

Кстати: это же кем нужно быть, чтобы воображать себе Золушку бедной, угнетенной девушкой из народа? Даму, отца которой (и всех его домочадцев) зовут на бал к королю? Не маркиза, допустим, но уж как минимум… Тут у нас вовсе не вопрос социального неравенства, а всего-навсего сложные внутрисемейные отношения. Как это люди умеют стоять лицом к лицу с очевидным и не видеть его?

Вот и я сейчас оказалась уже совсем рядом с очевидным, чувствую это — и пока не понимаю. Потому что я безумна, стою у зеркала в чулках и поясе для таковых и пою:

«Dance with me, I want my arm around you, the charm about you…»

А прилагающаяся к моему сьюту Мерседес подпевает, поймав мелодию мгновенно. И говорит мне, что я красива.

Я красива? Но мой принц не будет на балу, его там даже никто не знает. Прийти к нему ночью в отель, так что тело будет пахнуть танцами, стать на колени у его кровати, попросить его расстегнуть застежку?

А, так ведь у него там будет местная девушка на час, и я даже ее не замечу, это ведь в сущности такие пустяки. Она поможет ему снять с меня платье и все остальное, потом уйдет.

А если не так, то выпить шампанского, привести с бала незнакомого красавца во фраке, взять его, усевшись сверху, потом с облегчением выгнать вон и пойти наутро к отцу Артуро: отец мой, я согрешила, я без этого могла умереть. «Наконец-то, дочь моя, — смиренно ответит он. — Долго же вы держались, я так боялся за вас».

А потом я, путангина и бастуза, успокоюсь и приду к моему сероглазому принцу и уже не буду бояться смотреть на него. Признаюсь в том, что пока никак не получается найти вора, который стащил бы и вернул на место бумаги его японского профессора. Ну, а может, совсем ни о чем не говорить, просто пить с ним горячий шоколад и загадочно улыбаться.

Мерседес закончила гладить мое бальное платье, мы примеряем его, она одобряет, а потом медленно приподнимает мой черный локон и цокает языком.

И ведь она права.

Отлично, ведь если бы я осталась одна и без дела — я умерла бы! И вот, заехав в офис, чтобы подбодрить Лолу, я уже на Эскольте, Хуан сам знает, куда меня везти. Пахнет сладкой пудрой, а тут шуршащая глянцевая новость — прически Ренессанса вернулись! Локоны толщиной в палец разбросаны свободно по затылку, впереди прямой пробор, волосы жестко зачесаны назад со лба. Есть упрощенная версия — косой пробор, локоны потолще и помягче. Новую прическу представляет Оливия де Хавиланд, звезда «Сна в летнюю ночь».