Амалия под ударом
Шрифт:
Глава 21
– Мы с вами совершили большую ошибку, – заявил Саша Федору Ивановичу.
Фон Борн распростерся на кушетке и, то и дело охая и вздыхая, ощупывал шишку на затылке. Сердобольная Даша, которой блондин-следователь пришелся «оченно по душе», прикладывала к его полученной при исполнении обязанностей ране (то есть к шишке) полотенце, смоченное холодной водой.
– Ох, надо было нам сразу же взять этого прохвоста в оборот! – кипятился Саша, бегая по комнате. –
– Это я упустил его, а не вы, – возразил фон Борн, от своих предков-немцев унаследовавший крайнюю педантичность. – Вам совершенно не в чем себя винить, Александр Богданович.
– Все равно! – отмахнулся Саша. Внезапно он остановился. – Теперь мы будем раскручивать это дело с двух концов. Вещи Олонецкой все еще у Карелина?
– Как будто, – промямлил следователь.
– Необходимо узнать, что же собой в действительности представляет эта дама, – заявил Саша. – Поэтому мы с вами осмотрим ее вещи, а Карелин и его друзья пусть пока ищут саму Изабеллу Антоновну, если ее и впрямь так зовут, в чем лично я сильно сомневаюсь.
Фон Борн немного подумал.
– То есть вы хотите устроить обыск… Хорошо. Но ведь нам понадобится санкция прокурора, разве не так?
– К черту прокурора! – пылко заявил Саша. – Будем действовать на свой страх и риск. Пока мы будем запрашивать необходимые бумаги, потеряем время, а мне сдается, что именно оно в этом деле определяет все.
Фон Борн кивнул.
– Я с вами, – объявил он и, поморщившись, потрогал ноющую шишку.
Даша ободряюще улыбнулась ему, и впервые следователь поглядел на нее с интересом.
Саша объяснил план действий Никите, который его поддержал, и, захватив с собой Федора Ивановича, в легком шарабане прибыл в Жарово, где в отдельном флигеле проживала любительница лошадей госпожа Олонецкая. Фон Борн внимательно оглядел комнаты, которые занимала пропавшая без вести. В одной стояла кровать и находились трюмо, туалетный столик и несколько кресел, в другой комнате обнаружилось несколько шкапчиков, стол и стулья, а также четыре чемодана из кожи. Федор Иванович взбодрился. Он почувствовал, что ему предстоит серьезная работа, а не какое-то там расследование кражи молочного поросенка у отца Григория, взволновавшее все местные умы, которое фон Борну пришлось на время отложить. Потерев руки, следователь принялся за первый чемодан, в то время как Саша вызвал для допроса горничную Карелиных Глафиру, которая обычно прислуживала мадам Олонецкой.
В сущности, ничего нового двум сыщикам Глафира не сообщила. Изабелла Антоновна хорошо одевалась, явно знала толк в лошадях, часто ездила одна верхом, с прислугой была приветлива, и только. Последний раз Глафира видела ее позавчера вечером. На Изабелле Антоновне была малиновая амазонка на шелковой подкладке, а на голове – черная шляпка с розовыми перьями. Кроме того, Олонецкая, как обычно, захватила с собой хлыстик с рукояткой из слоновой кости. Изабелла Антоновна сообщила, что намерена немного покататься и вернется через час-полтора. Но прошел час, прошли и полтора часа, и еще полтора,
– А вы, Глаша, – сладко спросил Зимородков, – как сами думаете: что с ней произошло?
– То есть что я думаю? – удивилась Глаша.
– Да.
– А мое мнение, сударь, простое: ничего с ней не стряслось, и зря барин переживает.
– А почему вы так решили?
– Ну… – туманно ответила Глафира, искоса поглядывая на сыщиков. А потом все же пояснила: – Больно уж она хваткая баба, эта Изабелла. С такими ничего не случается.
– Вы слышали, Федор Иванович? – спросил Саша, когда горничная ушла.
– Слышал, – отозвался фон Борн. Он сидел на стуле перед раскрытым чемоданом госпожи Олонецкой, задумчиво подперев руками голову.
– Что-то случилось? – осторожно осведомился Саша, подходя ближе.
– Чемодан, – коротко ответил фон Борн. – Я его уронил.
– И что? – Саша весь подобрался в ожидании ответа.
– Из-за подкладки выпали… Впрочем, посмотрите сами. – Фон Борн протянул Зимородкову какие-то бумаги.
Саша посмотрел и присвистнул.
– Вот это да! – сказал он изумленно, взяв бумаги.
А изумляться было чему: в руках он держал несколько паспортов – два французских, четыре российских, из коих три с гербом царства Польского, кроме того, бельгийский, австрийский и даже бразильский. Все паспорта, судя по именам тех, кому они принадлежали, были выданы совершенно разным женщинам, но приметы последних совпадали практически один в один, и все описывали одного и того же человека – Изабеллу Антоновну Олонецкую.
– Так… – произнес Саша. – Оч-чень интересно…
– Не то слово, – дипломатично ответил фон Борн.
Следователи поглядели друг на друга, и в глазах их мелькнули чрезвычайно странные огонечки.
– Вы думаете то же, что и я? – спросил Федор Иванович.
– Я думаю, нет ли в чемоданах еще каких-нибудь тайников, – просто ответил Саша. – Сдается мне, коллега, что мы напали на след.
– Мне тоже, – согласился фон Борн и вытащил большой перочинный нож.
* * *
– Они идут! – воскликнула Муся, отскакивая от окна.
– Кто? – поинтересовался Орест.
Весь день он с друзьями обыскивал дороги и лес, но обнаружить что-либо, имеющее отношение к Олонецкой, так и не удалось. Художник Митрофанов тоже как сквозь землю провалился. Наконец Гриша Гордеев взбунтовался и заявил, что с него хватит. Он повернулся и поехал в Ясенево, а остальные последовали за ним. Им тоже до смерти надоело искать пропавших.
– Они идут, идут! Саша и Федор Иванович! – возбужденно верещала Муся, повернувшись к окну. – Ой, они что-то несут! И лица у них такие довольные!