Амандина
Шрифт:
Зачесанные высоко наверх белокурые волосы, бледная кожа, натянутая на высоких скулах, темные глаза, в солнечном свете отливающие синевой, маленький рот с пухлой нижней губой — женщина, интересная во всех отношениях, — Констанция де Базен обладала к тому же прекрасной фигурой, соблазнительной, но не пухлой. Черный шелк, тончайшая шерсть, высокий каблук, никакого жемчуга — бриллианты в ушах и на шее.
С букетиком фиолетовых тюльпанов, обернутых в газету, в руках женщина спокойно стояла позади Изольды, улыбалась Амандине и терпеливо ждала, когда мадам Жобен закончит свое повествование.
— Ах, мадам, я вижу, вы чувствуете себя
— Мадам де Базен, позвольте представить вам Амандину Нуаре де Креси.
— Такой я вас себе и представляла. Красива и аристократична.
Амандина сделала реверанс, как ее и учили.
— Рада вас видеть, мадам.
А еще ее учили не опускать глаза, когда с кем-то разговариваешь, и Амандина не сводила взгляда с лица мадам де Базен, отвечая на вопросы.
— Сколько вам лет, мадемуазель Амандина?
— Мне десять лет, мадам.
— И вы, случайно, не играете на музыкальном инструменте?
— В женском монастыре я изучала фортепиано.
— Прекрасно, прекрасно, и ваши любимые композиторы?
— Я знаю очень немногих из них, мадам, кроме Бетховена и Брамса. Непосредственно перед тем, как покинуть монастырь, я начала разучивать свой первый этюд Шопена. Опус десять, номер два. Моя правая рука слабее левой, и мой учитель сказал, что это усилит ее, но я…
При упоминании о Шопене Изольда закатила глаза, поджала губы и нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
— Амандина, мы должны идти, еще не все дела закончены и…
— Шопен. Фредерик Шопен — мой соотечественник, он, как и я, большую часть своей жизни прожил во Франции, но для нас, поляков, не имеет значения, где мы живем, мы остаемся верными своей крови.
Женщина наклонилась к поднятому личику Амандины и добавила более мягко:
— В один прекрасный день я сыграю для вас все ноктюрны, моя дорогая. И этот день скоро наступит.
— Мадам де Базен, мы вынуждены пожелать вам хорошего дня и откланяться. Амандина?
— До свидания, мадемуазель, до свидания, мадам. A bient^ot. До скорого свидания!
— Не слишком скорого, если это будет зависеть от меня. Почему ты упомянула Шопена? Теперь она никогда не отстанет.
— Что не так с Шопеном?
— С Шопеном все хорошо. Она одержима им. Поглощена. Она говорит о нем, как будто он — ее дорогой старший брат. Она организует музыкальные классы для жителей деревни и музыкальные вечера, приглашая исполнителей играть на фортепьяно, скрипке или виолончели, но себе она подготовила целую программу, Шопена, Шопена, Шопена, и только когда аудитория уже не в силах ее слушать, она уступает место другим.
— Я хотела бы услышать ее игру. Фактически, я хотела бы играть снова. Если, конечно, на это будет время. Когда мы закончим дневные дела, могла бы я пойти к ней, чтобы посидеть за инструментом? Прошел целый год с тех пор, как я…
— Господи, конечно, дорогая. Жалею, что думала скорее о себе, чем о тебе, девочка. Ты можешь навестить мадам де Базен, чтобы договориться. Я уверена, она будет счастлива помочь. Мы должны обсудить все с месье, но…
Констанция де Базен, родившаяся и воспитанная в Польше, вышла замуж за француза, значительно старше ее по возрасту, довольно знаменитого скрипача своего времени, который умер, когда Констанции еще не было двадцати лет. Серия любовных романов, конечно с музыкантами, удерживала ее в Париже до тех пор, пока визит в деревню
— Что рассказала мне мадам Изольда о встрече с мадам де Базен? Ты хочешь играть на фортепиано? Почему же не сказала об этом сама? Конечно, инструмент еще надо поискать.
— Нет, нет, господин Катулл. Это был мгновенный порыв, я подразумеваю, я думала, и я бы могла… Видите ли, я просто проявила вежливость по отношению к мадам де Базен и, действительно, я не против игры вообще, но не хотелось бы создавать сложности.
— Хорошо, пока я не нашел инструмент, я могу договориться с мадам де Базен, чтобы ты имела возможность упражняться в течение нескольких часов каждую неделю. Я спрошу, какое время будет для нее удобным.
— Нет, пожалуйста, нет. Я передумала. Это будет неловко.
— Ладно, тогда мы пока оставим этот разговор.
— Да, месье. Оставим это…
Но мадам де Базен ничего не собиралась оставлять на волю судьбы. Когда приглашения на ее «дни» были возвращены «с извинениями» от имени Амандины, но написанными рукою Изольды, она нашла повод посетить господина Катулла. Однажды воскресным утром, когда она точно знала, что он будет дома, мадам принесла большой блестящий от яичной глазури сырный хлеб.
— Моя Текла испекла два, нам столько не одолеть… Я надеюсь, что вы оцените искусство выпечки, месье Катулл.
Она резко повернулась к выходу и задержалась на пороге, почти вплотную к Катуллу, который придерживал для нее дверь, наклонила голову набок, темные глаза улыбались сквозь короткую черную вуаль, и небрежно произнесла:
— О, пока я здесь, пожалуйста, расскажите мне о мадемуазель Амандине, такой воспитанной ребенок. Уверена, она неплохо приспособилась к нашей небольшой местной школе, хотя после монастырского образования для нее это не уровень.
Кроме сырного хлеба, однажды — целый кочан капусты, фаршированный хлебом, яйцами и сыром и тушенный в курином бульоне. Горничная мадам приносила zvarlotka, шарлотку с яблоками, в следующее воскресенье — овальное глубокое фарфоровое блюдо с uszka, крошечными рождественскими пельменями с грибами, которые Катулл и Амандина — Изольда делала вид, что ей не интересно — слопали, запивая крепко заваренным чаем. Что оказало большее влияние — шарлотка или пельмени, — но Катулл, пребывая в благодушнейшем настроении, поинтересовался у Амандины: