Амазонки
Шрифт:
— Она легла спать, — ответила за Кадмею Антогора. — Она знала, что Мелета не заблудилась, а ушла из сотни преднамеренно. Она не только не послала на поиски беглянок, но и двое суток скрывала это от тебя, полемарха.
— Неправда!
— Нет, правда. Ты, Беата, послала на поиски беглянок только на третий день похода. Никто не поверит, чтобы ты, зная о пропаже своей приемной дочери, спокойно шла почти двое суток. Ты не знала о том, что Мелета убежала. Я говорила с теми, кто искал их по твоему приказу. Они вышли на поиски, когда сотни были далеко от того места, где исчезла Мелета. И, конечно, не смогли их найти.
— Все это было не так! —крикнула Кадмея.
— А как же? — Пелида обратилась в сторону Кадмеи.
— Утром, когда мы встали на дневной привал, меня позвала в свой шатер полемарха. Я была там долго. Возвратилась в сотню, когда все, кроме сторожевых, спали. Переход был труден, всадницы утомились. Они спали в лесу меж деревьев и под кустами. Я подумала, что Мелета, возвратившись из охранения, не могла меня найти и тоже где?то пристроилась на отдых. Я вошла в свою палатку и уснула. Проснулась я после полудня, и вот тогда поняла, что Мелеты нет. Я очень испугалась и, вместо того, чтобы доложить полемархе, сама уехала на поиски. Я еле успела к началу перехода, Мелету я не нашла, но полемархе снова ничего не сказала. Я надеялась, что Мелета догонит нас, и все обойдется без огласки.
Атосса поднялась со своего места и, опираясь на посох верховной жрицы, спросила:
— Позволит ли высокий суд сказать мне несколько слов?
— Позволит, — с готовностью ответила Пелида.
— Плохо, очень плохо, когда в сотне, где идет полемарха, нет порядка. Прямо скажу, никуда не годится, если сотенная, дочь нашей достопочтенной царицы, первая нарушает уставы боевого похода, о чем сейчас нам поведала сама Кадмея. Но странно не это. Странно то, что воительница лжет. Все мы знаем — дочерям Фермоскиры чужда ложь, мне казалось, они не умеют это делать. И в паннории, и в гимнасии их учат говорить правду. И если дочь нашей царицы так беззастенчиво лжет перед высоким судом, перед вами, дочери Фермоскиры, перед храмом нашей богини, — как это понимать? Кто научил ее, для чего? Сама она не могла бы додуматься до этого.
— А если она говорит правду? — сказала Беата.
— Правду?! Скажи им, Пелида.
— Суду известно: Кадмея не отлучалась на поиски беглянок.
— Я могу подтвердить... — начала было Беата, но Атосса перебила ее:
— Не надо, полемарха. Спасая свою приемную дочь, ты можешь утопить Кадмею. Защищай Мелету, тебе дано это право. Итак, по–твоему, Мелета заблудилась? Что дальше?
— Мне почему?то не дали поговорить с нею перед судом...
— Она все равно молчала, — сказала Пелида. — Молчит и теперь.
— И ты не знаешь, почему? —заметила Атосса.
— Не знаю.
— Ее так же, как и Кадмею, кто?то научил говорить неправду. Я думаю, это сделали те, кто велел ей покинуть сотню. Но она не приучена лгать и потому молчит. И все, что не может она сказать нам сейчас, скажу я. Все вы помните историю грехопадения Лоты, все вы знаете о ее предательстве. Малолетняя Мелета не была причастна к греху матери, и мы ни разу не напоминали ей об этом. Полемарха Беата удочерила ее и сделала все, чтобы вытравить из ее души память о предательнице. И она навсегда забыла бы презренную мать свою, если бы не царица Годейра. Сопричастная к греху Лоты, об этом вы тоже знаете, она через свою дочь Кадмею все время внушала Мелете, что мать ее погибла без вины. Царица давно надумала очернить служительниц храма Ипполиты и обелить себя. И для этого она взяла в помощь себе Фериду, приблизила рабыню Чокею, сделала ее сначала гоплиткой, затем наездницей. И в этом походе велела ей уйти в селение Тай, а дочери своей и Мелете приказала помочь ей в этом. Ты не сверкай глазами, царица Годейра, это было так. Ты думала, что боги скроют твои подлые замыслы? Нет. Спросите ясновидящую — в тот день, когда Мелета ушла из сотни, к Гелоне в сновидении пришла великая наездница и сказала об этом. Так ли было это, скажи ты, Пелида, и ты, Лаэрта.
— Истинно так, — ответила Лаэрта. — В тот день Гелона сама сказала нам об этом.
— От богов нельзя скрыть ничего, царица! И мы сейчас знаем то, о чем не хочет говорить Мелета. Кадмея потому и скрывала от полемархи беглянок: она не хотела, чтобы сразу была послана погоня, — Мелету и Чокею могли поймать. И я скажу вам, что случилось дальше. Чокея тоже не без тайной мысли пошла за Мелетой. Она довела ее до селения и покинула. Она ушла в родные места и, я верю, теперь обливает грязью святые заветы Ипполиты. А жители селения Тай открыли глаза Мелете. Они подтвердили ей греховность Лоты. И тогда Мелета ужаснулась подлости царицы, она испугалась своего поступка. Она не хотела видеть теперь свою подругу Кадмею, ее мать, так коварно обманувшую ее. Мелета не могла возвратиться в город — ей страшно было встать перед святыми алтарями храма, ей стыдно было взглянуть в глаза Беате. И она устремилась к Фериде. Вот почему она молчит сейчас! По сути наших законов Мелета виновна. Но все мы понимаем: за этот проступок надо бы поставить перед судом не ее, а другую. Жаль только, что она царица Фермоскиры.
Толпа на площади загудела, но сразу затихла. Все увидели, как Мелета стряхнула с плеч руки стражниц, резко встала с колен, выпрямилась. Она встала перед судьей, стройная и решительная. Ее, видимо, били при допросах — синяки и ссадины, изодранная одежда не могли умалить ее смелого и достойного вида. Она повернула голову к Атоссе, спросила громко:
— Ты сказала, Священная, что амазонки не умеют лгать? Я хочу спросить, какие — царские или храмовые?
— Всем дочерям Фермоскиры ложь чужда!
— А боги не лгут?
— Не кощунствуй, Мелета!
— Я хочу спросить: обо всем, что ты здесь рассказала, вам говорили боги?
— Да. Через ясновидящую Гелону.
— Тогда кто?то из них говорит неправду. От начала и до конца. Ни разу царица Годейра и Кадмея не говорили мне о моей матери. И не они послали меня в селение Тай. Я сама решила узнать правду о смерти Лоты. Даже бабушка не знала об этом. Я поделилась своей мечтой с Чокеей, и только она помогла мне в побеге. Боги вам сказали неправду. Чокея не покинула меня. Она верна мне до сих пор. Я согласна с тобой — дочери Фермоскиры не лгут. Я не верю, чтобы говорила неправду великая богиня. Но я уверена, что лжет Ясновидящая. Я знаю, что лгут все храмовые и ты в том числе.
Площадь снова загудела, но Мелета, повысив голос, продолжала:
— Моя мать не была предательницей! Она была отважной и водила в бой все сотни царицы не хуже других. А вы, храмовые, всегда присваивали ее славу, ее добычу. Я решила доказать, что у смелой и отважной дочери не может быть плохой матери. И я стала лучшей в гимнасии. Ты сама слышала, как Лаэрта сказала, что лучше меня была только Агнесса. Но это не так. Я сама поддавалась ей. Мне все твердили, что нам нельзя быть выше богоданной, что это вызовет гнев богов. Антогора сказала, что моя мать предательница и ее казнили. Нет, ее просто хотели убить, и ты, Антогора — гнусная и презренная убийца!
— Как ты смеешь, отродье трусихи?! —крикнула кодомарха, вскакивая.
— Смею! Моя мать оправилась от твоего предательского удара копьем и жива!
Если бы над агорой среди этого ясного и солнечного дня грянул гром — люди тaк не удивились бы. Гул голосов прокатился над площадью, толпа заволновалась, хлынула к террасе суда. Всем хотелось лучше услышать речь Мелеты.
— Да, моя мать жива, и я нашла ее. — Мелета повернулась лицом к площади. — Нам все время говорили, что мужчины злобные и презренные скоты, но они вылечили мать, она живет среди них и счастлива. Она любит и любима, а это нельзя назвать предательством. Я поняла, я хочу жить так, как живет она, а мне это ставят в вину. Я много узнала за это время. Свет велик, люди живут, как и предначертано людям, и только мы хуже всех. Нас боятся, нас проклинают, мы приносим нашим соседям только беды и несчастья.