Американская фантастика. Том 8
Шрифт:
— У нее хороший вкус. Это ожерелье подало к нам из системы Фомальгаута. Оно известно всем, кто хоть что-нибудь знает о ювелирных изделиях.
Красавица улыбнулась им обоим и, глядя на них через головы гдема, снова заговорила.
— Она сказал: о два Повелителя Звезд, Старший и Младший Обитатель Дома Сокровищ, это сокровище принадлежать ей. Давно-давно. Спасибо.
— Как это ожерелье к нам попало, Кето?
— Минутку, посмотрю в каталоге — там отмечено. А, вот оно. Поступило от этих троглодитов, или троллей… ну, в общем, от гдема. Они одержимы страстью к торговым сделкам — так здесь записано; поэтому
— Голову даю на отсечение: с тех пор, как с нашей помощью их развитие пошло к Промышленному Уровню, они делать такое разучились.
— Но они, вроде бы, признают, что это ее собственность, а не их или наша. По-видимому, для них это важно, иначе, Роканнон, они не стали бы тратить на нее столько времени. Ведь объективного времени в прыжке от нас к Фомальгауту или обратно теряется, я думаю, довольно много!
— Несколько лет, не меньше, — подтвердил Роканнон. Для него, специалиста по РФЖ, прыжки от звезды к звезде были не в диковинку. — Не слишком далеко. Короче говоря, никаких сколько-нибудь обоснованных догадок по поводу этой истории я высказывать не берусь — ни «Карманный указатель», ни «Путеводитель» не дают достаточно данных. Эти два вида РФЖ никто, судя по всему, серьезно не изучал.
Может быть, коротышки просто показывают свое к ней уважение. Или боятся, как бы из-за этого чертова сапфира не вспыхнула война. А может, они считают себя существами низшего порядка и потому ее желание для них закон. Или вопреки тому, что нам кажется, она на самом деле их пленница, и они пользуются ею как приманкой. Кто знает?.. Сможешь ты, Кето, отдать ей эту штуку?
— Конечно. Юридически все экспонаты такого рода считаются предоставленными музею во временное пользование и не являются нашей собственностью, потому что время от времени нам предъявляют претензии такого рода. Мы редко отказываем. Мир прежде всего — пока не началась Война…
— Тогда мой совет — отдай.
Кето улыбнулся.
— Любой почитал бы это за честь, — сказал он. Открыв ключом витрину, куратор вынул тяжелую золотую цепь; потом, внезапно оробев, протянул ее Роканнону.
— Отдай лучше ты.
Так синий драгоценный камень впервые, и всего лишь на миг, лег в ладонь Роканнона.
Но размышлять о нем Роканнон не стал; с этой пригоршней синего огня и золота он повернулся к красавице с далекой планеты. Она не протянула руку, чтобы взять, но наклонила голову, и он, едва коснувшись волос, надел ожерелье на ее шею. Там, на темно-золотистой шее, оно лежало теперь горящим запальным шнуром. Лицо Семли, когда она оторвала взгляд от камня, выражало такую гордость и благодарность, такой восторг, что Роканнон утратил дар речи, а невысокий куратор торопливо пробормотал:
— Мы рады, мы очень рады.
Наклоном головы в золоте волос женщина попрощалась с ним и Роканноном. Потом, повернувшись, кивнула своим приземистым стражам (от кого охраняли они ее и почему?), закуталась в поношенный синий плащ, двинулась к двери — и исчезла. Кето и Роканнон, стоя неподвижно, смотрели ей вслед.
— Иногда… — начал Роканнон и умолк.
— Да? — так и не дождавшись продолжения, спросил слегка охрипшим голосом Кето.
— Иногда у меня такое чувство, будто я… когда я встречаю жителей этих миров, о которых мы знаем так мало… у меня чувство… будто я забрел в какую-то легенду или в трагический миф, которого не понимаю.
— Да, — сказал, откашливаясь, куратор. — Интересно интересно, какое у нее имя?
Семли Прекрасная, Семли Золотоволосая, Семли Драгоценного Ожерелья Гдема склонились перед волей ее, и склонились сами Повелители Звезд в том страшном месте, куда доставили ее Земляные, в городе по ту сторону ночи Они поклонились ей и с радостью отдали ее сокровище, лежавшее среди их собственных.
Но ей еще не удалось сбросить тяжесть этих подземелий, где глыбы камня нависают над головой, где нельзя разобрать, кто говорит и что делают, где отдаются гулкие голоса и серые руки тянутся, тянутся… Довольно об этом. Она заплатила за ожерелье; ну и прекрасно. Цена уплачена, что прошло, то прошло.
Там, внизу, из какого-то ящика выполз ее крылатый конь, глаза у него словно были затянуты пленкой, а шерсть вся в кристалликах льда, и после того, как они вышли из подземелий гдема на свет, он сперва ни за что не хотел взлететь. Но теперь он, кажется, пришел в себя и резво несся по ясному небу к Халлану, и ему помогал, дуя в спину, ровный южный ветер.
— Быстрее, быстрее, — торопила Семли, начиная смеяться все громче по мере того, как ветер разгонял мрак, наполнявший ее душу. — Я хочу увидеть Дурхала, скоро-скоро…
И, летя стремительно, к вечеру второго дня пути они прибыли в Халлан Крылатый взмыл вверх, минуя тысячу ступеней Халлана и Мост-над-Бездной, под которым лес падал вдруг на тысячу футов вниз, и теперь подземелья гдема показались ей всего лишь дурным сном. В золотом свете вечера Семли слезла во Дворе Прилетов с седла и взошла по последним ступеням, между каменными изваяниями героев и двумя привратниками, которые, не отрывая взгляда от того, сверкающего и прекрасного, что лежало на ее груди, перед ней склонились.
В Предзалье она остановила проходившую мимо девушку, очень хорошенькую, из близких, судя по сходству, родственниц Дурхала, хотя вспомнить, кто она, Семли не удалось.
— Ты меня знаешь, юная? Я Семли, жена Дурхала. Будь так любезна, пойди к высокородной Дуроссе и скажи ей, что я вернулась.
Она боялась встретиться с Дурхалом наедине, ей нужно было заступничество Дуроссы.
Девушка смотрела на Семли во все глаза, и выражение лица у нее было очень странное. Однако она выдавала из себя: «Да, госпожа», и опрометью бросилась к Башне.
Семли стояла и ждала под осыпающимися, покрытыми позолотой стенами. Никто не появлялся; не время ли трапезы сейчас? Тишина становилась тягостной. Дуроссы все не было, и Семли сделала шаг к лестнице, которая вела в Башню, Но по каменным плитам навстречу ей, с плачем протягивая к ней руки, спешила какая-то незнакомая старуха:
— О Семли, Семли!
Кто эта седая женщина? Семли попятилась.
— Но кто вы, госпожа?
— Я Дуросеа, Семли.
Семли не шевельнулась и не произнесла ни слова, пока Дуросса обнимала ее, и плакала, и спрашивала: верно ли, что все эти долгие годы ее не отпускали и держали под своими чарами гдема, или это сделали с ней фииа? Потом, перестав плакать, Дуросса отступила назад.