Американская повесть. Книга 1
Шрифт:
Шестьдесят и более лет назад здесь жила некая Дельфина. Карраз, или, как называли ее немногие знакомые, мадам Дельфина. Что дом принадлежал ей и был ей подарен покойным спутником ее лучших дней, было уже шестьдесят лет назад настолько признанным фактом, что не давало повода для сплетен. Жители квартала не указывали в числе местных достопримечательностей ни ее, ни ее дом. Ни один креол ни за что не догадается, что вам может быть интересно расспрашивать об удалившейся на покой креолке; и более всех удивилась бы этому сама робкая и пугливая мадам Дельфина.
ГЛАВА II
Мадам Дельфина
Первая четверть нашего столетия была золотым веком касты свободных квартеронов Нового Орлеана. Квартероны предыдущих поколений, рожденные от веселых щеголей из французских колониальных войск, грубевших от соприкосновения с жизнью испано-американской
58
Цветные (фр.).
59
Клеймо Ихавода. — В Библии имя Ихавод — символ горького поражения (Первая книга Царств, 4, 21).
Но во второе и в третье десятилетия нашего века quadroones [60] (мы вынуждены приводить это слово в женском роде, потому что тогда это была каста женщин) блистали во всей своей красоте. Путешественники того времени не скупятся на похвалы их безупречным чертам лица и формам тела, разнообразию их типов — ибо среди них встречались даже блондинки арийского типа, — их обаятельным манерам, прелестной живости, тонкому остроумию, грациозности в танце, их скромности, а также вкусу и элегантности их нарядов. В лучшем, наиболее поэтическом смысле они были сиренами этого края, где словно «вечно сияло послеполуденное солнце», — кратким торжеством аркадской цивилизации [61] над христианской — столь прекрасными и соблазнительными, что им посвящали особые главы тогдашние писатели, в своей социальной философии более оригинальные, нежели точные.
60
Квартеронки (искаж. исп.).
61
Аркадская цивилизация. — Аркадия в древнегреческой мифологии и позднее в пасторалях XVI–XVIII вв. — блаженная страна, где все счастливы и жизнь гармонична.
Балы, которые давали для них мужчины sang — pur, [62] были тем, чем нынче является карнавал. Светские балы, даваемые в те же вечера, не выдерживали с ними соперничества. Высокие представители власти — власти города, штата и федерации, — армии, ученых профессий и клубов — словом, вся мужская часть белой аристократии, исключая духовных особ, — все были там. Билеты стоили дорого, чтобы не допускать низших слоев. Ни одному знатному путешественнику не давали пропустить такой бал. Королевы бала были прекрасны! С головы до ног окутанные в шелка, они к тому же были как-то трогательны, и в их очаровании было нечто родственное невинности.
62
Чистокровные (фр.).
Не будь вы чужестранцем, мадам Дельфина могла бы вам все об этом поведать; но едва ли обошлось бы без слез.
Впрочем, годы, о которых мы хотим рассказать (1821–1822), для нее были уже закатом, и ее мужа — назовем его так из уважения к ней — давно не было в живых. Он был американец, и если верить ей, благородной души и на редкость красивый; без этих сведений мы, конечно, можем и обойтись.
Дом ее уже тогда был постоянно заперт, и главным занятием и жизненной целью мадам Дельфины было, по-видимому, сидение взаперти. По словам соседей, это была прекрасная женщина, весьма достойная; и они были, кажется, ближе к истине, чем думали. Ее редко видели, разве что по дороге в церковь и из церкви; это была миниатюрная смуглая квартеронка с точеными чертами и усталым, кротким и задумчивым выражением лица, которое трудно описать; назовем его вдовьим.
Говоря о доме мадам Дельфины, следовало упомянуть о калитке, выходившей на Королевскую улицу. Сейчас ее нет, и уже тогда ею не пользовались; она была наглухо заперта на железный крюк, вбитый в столбик.
А это подводит наш рассказ к еще одному персонажу.
ГЛАВА III
Капитан Леметр
Это был человек, которому могло быть и тридцать, и сорок, и сорок пять; по лицу его нельзя было определить, где следы времени, а где — непогоды. Выражение этого лица было серьезным и спокойным, а вместе с тем — светлым; оно нравилось сразу и запоминалось навсегда, так же как его мягкие волосы и голубые глаза. Всего моложе он казался тем, кто пристальнее вглядывался в его лицо. Но, если и оставить в стороне вопрос о возрасте, это был человек странный, однако не той странностью, какую силился привить ему тот, кто его воспитал.
Воспитали его не родители. Он лишился обоих в раннем детстве и достался деду — жесткому старому вояке колониальной выучки, неустанной заботой которого было сделать «своего мальчика» самым свирепым из всех, кому надлежало занять в обществе высокое место, подобающее чистокровному французскому креолу, ведущему свой род от бога Марса.
— Запомни, мальчик, — это наставление он получал столь же регулярно, как утреннюю чашку черного кофе, — запомни, что никто в твоем роду не признавал никакого правительства и никакой веры.
Запомнить это ему следовало твердо, повторять приходилось неустанно, ибо еще на руках у няньки ребенок отличался выражением не столько даже кротости, сколько равной ко всем доброжелательности. Слуги в доме старика смеялись до слез, видя такой взгляд на младенческом лице. Суровый опекун взялся изменить это выражение; ему недоставало надменности; не было и бесшабашной удали; но, приложив старания, этого можно было добиться.
И действительно, когда Юрсен Леметр достиг двадцати одного года, старания деда, по-видимому, увенчались успехом. Он не стал груб и громогласен, каким почтенный воспитатель желал бы представить его обществу; но он был так же невозмутимо грозен, как хорошо нацеленное ружье, и старик с гордостью созерцал плоды своих трудов. Он воспитал в юноше презрение к любому пороку и любой добродетели, которые не содержали в себе самоутверждения. Для совершенства не хватало всего нескольких штрихов, но тут старик внезапно умер. Зато перед смертью он с гордостью убедился, что Юрсен стал любимым товарищем — и вполне им равным как надменностью, так и учтивостью, — двум изысканным джентльменам, известным в истории, — братьям Лафитт. [63]
63
Братья Лафитт. — Лафитт Жан (1780–1826) — контрабандист и пират, оперировавший в водах Баратарийского залива (к югу от Нового Орлеана). В годы англо-американской войны 1812–1815 гг. оказывал помощь американскому флоту и в награду, как и его младший брат Пьер, был амнистирован правительством США.
Когда молодой Леметр достиг совершеннолетия (примерно в 1808–1812 годах), братья Лафитт имели всего лишь кузнечное дело, то есть были кузнецами, никогда не пачкавшими рук, состоятельными людьми, которые по своему положению стояли несколько выше духовенства и вращались в свете среди его автократов. Но это были люди больших возможностей, люди действия и больших замыслов, уже тогда совершенно не признававшие таможню. В те годы пышных карнавалов им давали бы титулы герцогов Малого Манчака и острова Баратария.
Молодой Юрсен Леметр (его полная фамилия была Леметр-Виньвьель) не только завоевал искреннюю дружбу этих славных людей; он к тому же имел природные способности к бухгалтерии, а так как оба его друга как раз подумывали о расширении своего дела, он и связал себя с ним. Однако работал он не в знаменитой кузнице Лафиттов, среди лоснящихся черных торсов африканских самсонов, которые оглашали рю Сен-Пьер грохотом своих молотов, а в качестве — в те времена это слово произносилось без стеснения — контрабандиста.