Американская трагедия (с илл.)
Шрифт:
Как у них приятно в доме, думал Клайд. Как легко, свободно! И как задорно и весело держатся обе девушки. Очевидно, их родители не находят в этом ничего дурного. Вот если бы у него была такая хорошенькая подруга, как эта Гортензия Бригс, с маленьким чувственным ротиком и дерзкими блестящими глазами…
– Хватит с меня, если я два раза в неделю отосплюсь, – заявила Грета Миллер. – Отец думает, я сумасшедшая, а мне просто вредно много спать.
Она весело рассмеялась. А Клайд слушал ее с восхищением, хоть она и пересыпала свою речь неправильными и вульгарными оборотами. Вот воплощение юности, веселья, свободы и любви к жизни!..
В
– Вот у нас кто! – воскликнула она. – Эти две девчонки и домой прилетели раньше меня! А я сегодня застряла из-за путаницы в отчетной книжке. Пришлось объясняться в конторе. И совсем я не виновата, можете поверить. Просто они не разбирают мой почерк. – И тут только заметив Клайда, она воскликнула: – Держу пари, я знаю, кто это! Вы – мистер Грифитс! Том много про вас говорил. Я все удивлялась, почему он вас раньше не привел.
И Клайд, крайне польщенный, пробормотал, что он рад был бы познакомиться раньше.
Обе гостьи вместе с Луизой удалились в маленькую спальню, чтобы о чем-то посовещаться, но вскоре снова появились и после настойчивых уговоров, в которых, в сущности, не было никакой нужды, решили остаться. Клайд благодаря их присутствию очень оживился, повеселел и всячески старался произвести приятное впечатление и завязать дружбу с девушками. А все три девушки, находя его симпатичным, так усиленно старались понравиться ему, что он первый раз в жизни почувствовал себя свободно в женском обществе, и к нему вернулся дар речи.
– Мы пришли предупредить тебя, чтобы ты не слишком много ела, а сами уселись обедать, – со смехом говорила Грета Миллер Луизе. – А у Китти будут и пироги, и пирожные, и всякие вкусные вещи.
– Да, и после всего этого надо будет танцевать! – прибавила Гортензия. – Помоги нам Боже, одно могу сказать!
Ее рот и особенно улыбка казались Клайду прелестными, он был вне себя от восторга. Удивительная, очаровательная девушка! Она так поразила его, что он чуть не захлебнулся кофе. Он рассмеялся в приступе неудержимого веселья.
В этот миг она обернулась к нему и воскликнула:
– Смотрите, что я с ним сделала!
– Вы еще гораздо больше сделали! – сказал Клайд, ощущая внезапный прилив вдохновения и храбрости. В обществе Гортензии он вдруг почувствовал себя дерзким и смелым, хотя и немного поглупевшим, и прибавил: – Знаете, тут столько красивых девушек, что у меня голова кружится!
– Ну, не сдавайся так быстро, – добродушно предостерег Ретерер. – Они зацапают тебя и заставят водить их, куда им вздумается. Лучше не связывайся.
И в самом деле, Луиза Ретерер, нисколько не смущаясь тем, что сказал брат, обратилась к Клайду:
– Вы, конечно, танцуете, мистер Грифитс?
– Нет, я не умею, – ответил Клайд, мгновенно отрезвленный ее вопросом: в эту минуту он от души пожалел, что не обладает столь необходимым качеством. – Но сейчас мне ужасно хотелось бы уметь, – галантно прибавил он и почти умоляюще взглянул сначала на Гортензию, а затем на Грету Миллер и Луизу.
Все сделали вид, что не заметили этого предпочтения, хотя оно приятно пощекотало самолюбие Гортензии. Она еще не была уверена, так ли уж ее интересует Клайд, но столь легко и с таким блеском
– Да, плохо дело. – Теперь, уверенная, что Клайд предпочитает ее остальным, она говорила с ним равнодушно и несколько свысока. – Если бы вы танцевали, вы и Том могли бы пойти с нами. У Китти почти все время будут танцевать.
Клайд был уничтожен. Подумать только: эта девушка, к которой его влечет гораздо сильнее, чем к остальным, так легко отталкивает его со всеми его мечтами и желаниями только потому, что он не умеет танцевать. И во всем виновато его проклятое воспитание. Он чувствовал себя разбитым, обманутым. Каким простофилей они его считают! Вот и Луиза смотрит удивленно и равнодушно.
Но тут Грета Миллер, которая нравилась ему меньше, чем Гортензия, пришла к нему на помощь:
– Можно и научиться, – это не так уж трудно. Если хотите, я после обеда в пять минут вас обучу. Надо только запомнить несколько па. И тогда вы сможете пойти с нами, если хотите.
Клайд обрадовался и стал благодарить. Он непременно научится танцевать – здесь или в другом месте, при первом же удобном случае. Почему он раньше не пошел в школу танцев, спрашивал он себя. Но особенно огорчало его видимое равнодушие Гортензии – и это после того, как он ясно показал, что она ему нравится. Может быть, он потому и не интересует ее, что существует этот Берт Гетлер, которого тут поминали и с которым она ходила танцевать. Ну до чего ему всегда не везет!
Но когда обед кончился и все еще разговаривали, сидя за столом, именно Гортензия завела граммофон и первая предложила дать ему урок танцев: она и тут не хотела позволить сопернице одержать над нею верх. Клайд ей вовсе не нравился, во всяком случае не так, как Грете. Но если подруга намерена добиться успеха таким способом, то почему бы ее не опередить? И вот, пока Клайд удивлялся перемене в поведении Гортензии и вообразил уже, будто она относится к нему лучше, чем ему казалось, она взяла его за руки, думая при этом, что он чересчур застенчив. Она обвила его руку вокруг своей талии, другую руку вложила в свою, держа ее на уровне плеча, и, приказав ему внимательно следить за каждым движением ног, начала показывать основные па танца. Но как ни был он усерден, благодарен, почти смешон в своем напряженном усердии, Гортензии он не очень нравился: она находила, что он простоват и слишком юн. И все же было в нем что-то милое, что вызывало у нее желание ему помочь. Скоро он уже танцевал с ней совсем легко, а потом танцевал и с Гретой и с Луизой, но все время думал только о Гортензии. В конце концов все признали, что он достаточно наловчился и может идти с ними, если хочет.
Клайду непременно хотелось оставаться возле Гортензии и еще потанцевать с нею. И хотя тут как раз появились три молодых человека, в том числе пресловутый Берт Гетлер, готовые сопровождать девиц к Китти, и хотя он еще раньше уговорился с Ретерером пойти в театр, – Клайд не мог скрыть желания отправиться с остальными, так что Ретерер в конце концов согласился махнуть рукой на театр. Вскоре вся компания вышла из дома, и Клайд, огорченный тем, что не может идти с Гортензией, которую сопровождал Гетлер, немедленно возненавидел соперника; все же он старался быть любезным с Луизой и Гретой, которые оказывали ему достаточно внимания, чтобы он мог чувствовать себя свободно. Ретерер заметил его увлечение Гортензией и, улучив удобную минуту, когда они остались вдвоем, шепнул ему: