Амнезия [СИ]

Асаба Ирина

— Поверьте мне! — гнул свою линию Чернов. — Через несколько минут вы останетесь без денег. Там секрет есть. А может даже два.

— И что ты предлагаешь?! — несколько протрезвел Алексей.

— Не знаю, — злясь на весь мир, ответил Чернов, действительно не понимая, какой найти выход из создавшегося положения.

— Если ты такой умный, то и играй за меня. Я залезу на вторую полку, мол, спать сильно хочу, а ты или их выгони или играй. Тебя такой расклад устраивает?

— Устраивает, — буркнул Чернов и пошел обратно в купе.

Алексей потянулся за ним следом, пьяно спотыкаясь и при этом глупо

хихикая. Он с трудом, задевая ногами головы гостей, залез на полку и оттуда пьяным голосом сказал.

— За меня племяш теперь играть будет. Ничего ребят? А я лучше посплю.

— С какой стати? — поинтересовался рассказчик и подмигнул остальным.

— В соседнем вагоне милиционеры с собаками ходят, — ответил мальчик-Чернов, — а собачки пьяных не любят.

Игроки, услышав про милицию, насторожились, но до полной победы им оставалось всего несколько минут и они решили эту партию доиграть.

— Ты что же, Алексей, такие деньги на пацанчика бросаешь? — спросил банкующий.

— А у него голова получше моей будет. Не голова, а компьютер, — отозвался Алексей с верхней полки. Теперь уж он совсем протрезвел и опомнился. Лежа наверху в расстроенных чувствах, он думал, как будет смотреть в глаза матери. Из-за жизненных перипетий он не помогал ей деньгами уже около трех лет. Да она и не просила. И вот он возвращается домой, навязывает ей животное, которое надо кормить и при этом не дает ни копейки. Ему стало себя жалко, и он стал подумывать, как бы схватить пакет с деньгами, лежащими на столе и, нажав на кран экстренной остановки сбежать из поезда. Но и этого он не мог сделать, так как напротив него лежал Лепс и печально смотрел на хозяина умными глазами.

Чернов, крепко сжав потными от волнения пальцами карты и сел ближе к двери, прокручивая в голове варианты спасения. С одной стороны вся эта карточная история ему была по фиг. Довезли до Энска и спасибо. Мужик сам дурак, что связался с этими сволочами. А с другой… — Дядька его выручил… Да что же, право слово, делать? — с досадой раздумывал он и тут его осенило. — А! была, не была! Хуже уже не будет, — рассудил он и, сбросив два своих туза в стопочку с отыгранными картами, взял из колоды две верхние. Эти оказались тоже тузами! И были они приготовлены для кого-то из игроков. Все произошло так, как он и ожидал. Последняя взятка из колоды бьет ту, что на руках!

— У вас есть ко мне вопросы? Как-то по взрослому спросил мальчик и оглядел присутствующих. — Давайте по хорошему. Дядя Леш!? У нас, сколько было денег? — спросил он, пересчитывая голубые купюры.

— Двадцать пять тысяч, — отозвался с верхней полки Алексей, не совсем понимая, почему грузины не угрожают, не забирают деньги и не смываются.

А те сидели и тупо смотрели друг на друга, пытаясь понять и осознать, что их "сделал" ребенок. Ребенок, который не мухлевал, не передергивал, не плутовал… Он просто хорошо помнил правила, те, которые они объявили в самом начале игры. Взятка из колоды, старше той, что на руках!

Чернов отсчитал двадцать пять тысяч и протянул пакет с оставшимися деньгами грузину, рассказывавшему историю про князя.

— Вот, возьмите. Давайте простимся по-хорошему, а то у вас затруднения возникнут. Милиция уже в наш вагон перешла. Вы направо не ходите. Как раз на них нарветесь.

Идите в конец поезда. Через полчаса остановка. Там и выйдете.

Изумленные "каталы" молча поднялись с мест, и пошли в указанном направлении.

— Ну, ты сынок, даешь! — голосом полным восхищения, прошептал Алексей, садясь и спуская с верхней полки ноги. Он взял рубли, протянутые ему Черновым, и сказал: — Приедем в Энск, я тебя с матерью познакомлю. Если будет нужна какая помощь, она выручит. Может объяснишь, что хоть произошло.

— Нечего объяснять, — буркнул Чернов, закрывая дверь на запор. — Только, дядя Леш… дайте мне слово, что больше никогда не будете играть в карты.

— Даю, даю! — совершенно трезвым голосом, ответил тот и спустился вниз. Потом сел напротив и протянув руку, погладил Чернова по голове. Юрий вздрогнул и отшатнулся. Лежа на нижней полке, лицом к стене, он думал, что как был он ментом, так и останется. И не важно, в каком он теле, и не важно, сколько ему лет. Видеть вокруг себя хамство, подлость, преступления, было выше его сил. Он боролся с этим раньше, и будет бороться всегда, пока хватит жизни. Этой, новой, о которой он не просил.

Через три часа они были в Энске.

Энск

Маленький, чисто одетый мальчик спустился по металлическим ступенькам вагона на перрон и замер. Идти с Алексеем к его матери он отказался. Попутчик, подхватил переноску с котом, потрепал на прощание Чернова по макушке и пошел к вокзалу на автобусную станцию. Уже разошлись последние пассажиры, и поезд дал предупреждающий об отправлении гудок, а мальчик все стоял и стоял на платформе. Поезд дернулся, железные крепления состава ударились друг о друга и медленно поплыли за его спиной.

— Вот я и дома, — подумал мальчик и сделал первый несмелый шаг. Ему было страшно. Страшно так, как никогда в жизни. Во взрослой душе, находящейся в детском теле свили себе гнездо апатия и ее сестра депрессия. Они свернулись клубочком и сладко дремали, не давая той самой душе чего-то хотеть или к чему-либо стремиться.

— Ну и зачем я сюда вернулся? — подумал Чернов, поднимаясь на железнодорожный мост. — Что я здесь потерял? Что забыл?

С каждой новой ступенькой перед Черновым открывалась панорама города и, поднявшись наверх, он увидел его почти весь. Глаза перебегали от здания к зданию. Вон там пожарка, а там мэрия. Если повернуться в другую сторону, то открывается вид на старый город и вдалеке виден заброшенный храм со злосчастными лабиринтами. А вон там дом, в котором он жил, а там работа… Все знакомое и в тоже время страшно чужое. Все бывшее раньше его, а теперь ему не принадлежавшее.

— Какой же Яков гад! — в очередной раз подумал он, спускаясь по ступенькам вниз. — Он же у меня все отнял! Дом. Друзей. Работу. Любимую. Я же теперь никто и звать меня никак.

Он вышел на вокзальную площадь и ноги помимо желания потащили его к детской комнате милиции. Он прильнул лицом к запыленному стеклу и попытался сквозь грязь что-нибудь рассмотреть. Видно ничего не было. Он развернулся и пошел в сторону детского дома — сдаваться. Вдруг за спиной послышался стук каблучков и, обернувшись, он увидел бежавшую к нему Марину. Его Марину! Такую родную и близкую!