Амнезия "Спес"
Шрифт:
Мальчишки подошли.
— Хвост, — начал Сопля, тяжело вздыхая, — я понимаю, что вы хотите нас защитить, но вдруг я испугаюсь так, что правда думать ни о чем не смогу? Я как вспомню Гвоздя и Крыса, когда они меня тогда в гальюне заловили, так ноги дрожат.
— Да не ссы, — хлопнул того по плечу Ломоть, — прорвемся! Ты главное, Пита слушай. И вы все, — грозно посмотрел он на слабаков, — не вздумайте на пол лечь! А то тогда я сам вас отметелю!
Да, на пол ложиться нельзя. Лежачих не бьют, конечно, но это автоматически переводит такого
— Я добавлю, — пришлось поддержать Чака и мне.
— И я! И я! — закивали Толстяк, Кривой и Крепыш.
Не дело запугивать своих. Но бой этот важен — он итоговая веха в жизни каждого из нас. Пусть дальше мы пойдет своим путем, но позволить кому-то из тех, с кем провел десять лет в одной каюте, по собственной слабости испортить себе жизнь, мы не могли. Так что, Ломоть был прав — сейчас к месту и крайние меры.
— Так парни, слушаемся на арене Червяка, — еще раз повторил прижухшим мальчишкам Чак, — и делаем все, что он скажет. И только лягте мне! — продемонстрировал он им увесистый кулак.
— Сэл, иди с ними, — сказал я еще одному из ребят, который по стенам не жался, но все же, как знал про него каждый, был достаточно физически слаб.
— Хорошо, Хвост, — покладисто ответил тот, и ступил к группе пацанов, что была определена под начало Пита Червяка.
Вот, всегда он так. Его проблема, как подозревал я, и была в основном в том, что он ничего не делал без указки старшего… ну, или более сильного и уверенного в себе.
— А вы, — обратился я уже к остальным ребятам, — тоже держитесь по двое, чтоб если что, прикрывать друг другу спину.
— Да! Хорошо! Мы знаем! — полетело нестройное от тех пацанов, что окружали нас.
На этом наше время вышло — с арены донесся звук горна, дающего отбой. Значит десять минут, отведенных на бой первым двум командам, закончились.
Шум в зале стал каким-то общим и неразборчивым, лишь равномерный бой барабанов было слышно определенно. Мимо нас пробежали санитары с носилками и уборщики со швабрами, а с арены потянулись помятые первочники.
Что там было на самом деле, нам узнать не удалось. Их воспитатель перехватывал каждого вынырнувшего из прохода и сразу направлял в строй в стороне от нас.
Тут и наш Тод Четыре Четыре откуда-то взялся. Где он был все это время, пока шел бой, я не понял. Наверное наблюдал, как бились команды первой и второй кают. Ему-то выходить к краю арены не запрещалось.
— Так, мальчишечки мои хорошие, — собрав нас вокруг себя, начал тихо говорить воспитатель Тод, — у первошников все плохо, — он покосился в дальний угол холла, где возле шеренги пацанов вились санитары, — девять человек осталось лежать. Да и пара из вторишников тоже. Так что, вы уж там продержитесь как-нибудь, чтоб никто из наших в аграрии не попал. Минимальный-то план по приписке к ним, считай, выполнен.
С воспитателем нам, в общем-то, повезло больше, чем остальным. Наш Тод Четыре Четыре, мужчиной был очень пожилым, и возможно поэтому, а может просто
Он, насколько я вообще понимал в отношениях, был к нам достаточно привязан, а потому заботлив и добр. Поговаривали, что мы у него последний выпуск, и после нашего распределения его освободят от обязанностей и отправят туда, где доживают свои последние годы самые старшие члены экипажа.
Впрочем, мы тоже старика уважали и ценили его отношение к нам. Все ж не безглазые и не глухие, а потому знали, как оно бывает у других.
— …и еще неизвестно, кто из них лег сам, а кто действительно сильно побит. Я думаю, что человека три, не меньше, своими ногами оттуда не выйдут, — меж тем, продолжал учитель Тод потихоньку рассказывать, что происходило на арене во время первого боя.
Он ошибся. Пятерых вынесли на носилках, при этом двое даже не шевельнулись ни разу, пока их тащили через холл.
Но тут с арены вышли и уборщики, а в проем ворвался пронзительный звук горна, призывающий нас на арену.
— Вы уж повнимательней там, и помните: четверошники, они подлые и никаких правил придерживаться не станут. Так что и вы уж не церемоньтесь с ними. Для вас главное — прорваться, и никто не осудит, если будете драться как щеры, — в последний раз напутствовал нас наставник Тод, строя попарно перед самым выходом.
Потом сам встал во главе колонны, и мы двинули.
И вот, напряженный бой барабанов смолк, и только один-единственный размеренно и четко принялся отбивать последние мгновения до начала боя. Воспитатели удалились за край арены, зал замер в предвкушении, а мы с четверочниками остались один на один, вернее, толпа на толпу, на поле.
Я глядел на наших противников, а они на меня… в смысле, на нас — пятерку сильнейших трешников.
Бат Гвоздь ухмылялся, понимая, что их команда значительно больше, и видно планировал задавить нас числом.
Зар Крыс выглядел спокойным и, похоже, надеялся на то же, что и его приятель.
Носатый Джо — явно нервничал. Вот, это правильно.
Суф Жмотина нервно тряс расслабленной коленкой. Еще лучше.
А вот у Скользкого Мика морда каменная и насупленная, непонятно, чего от него ожидать. Впрочем, кликуха его сама за себя говорила — честно придерживаться правил боя он не станет точно.
Хотя, о чем это я? Подлянкой страдают все четверочники и это следует не забывать, как говорил нам в последний момент перед выходом Тод Четыре Четыре.
Ладно, отец учил меня так, что я и с этими гадами должен справиться.
«Когда тренируешься, — говорил он мне, — все внимание на свое тело. Каждое движение продумываешь и просчитываешь, доводишь до конца. Но вот в бою о нем забудь. Если ты тренировался достаточно, то тело сработает само. А твоя задача в том, чтобы не выпускать из внимания противника. Предугадывай уже его намерения»