Амнезия "Спес"

Климин Алексей

Первый континент, на пятую часть заполнял горный массив. Как сказал Александр, на Земле по площади равных ему не было. Сероватые, с проплешинами чего-то белого, горы как бы отгораживали зеленую равнинную местность от корявого «соседа», потом вытягивались по южной стороне и сходили на нет.

Собственно, из-за этого континента и было организовано все переселение. Та, зеленая часть площади, как установили исследователи, имела потрясающе плодородную почву, которая вкупе с мягким климатом позволяла по многим агрокультурам иметь до четырех урожаев в год!

Фух! Тут я был вынужден

остановиться и начать уточнять по пунктам, поскольку Александр-то «вел со мной разговор», как со знающим, а я терялся чуть не каждой мелочи, каждые пять минут. Разложив все вроде по полочкам, дал отмашку Сайрус на просмотр дальше.

Хотя, дальше тоже легче не стало — пошло описание второго континента. Вулканы… извержения… какая-то шкала активности…

В общем, перелопатив еще кучу разной информации, я, наконец, уразумел, что было не так с черным пупырчатым пятном, и что за проблема нависала над всем кажущимся благополучием в целом. Каждые лет пятьсот вулканы, заполняющие сплошняком всю территорию, практически одновременно начинали извергаться. Мощно, обильно, затягивая катастрофу не на один десяток лет вперед.

Потом вулканическая зима, кислотные дожди и полное вымирание жизни на поверхности!

А потому природа Надежды, возрождаясь наверху каждые несколько сотен лет, так никогда и не успевала развиться до каких-то стоящих показателей. И только под горным массивом на зеленом континенте живой мир продолжал существовать.

Но, как рассказывал Александр, первой экспедицией были проведены изыскания, которые подтвердили, что разбег во времени между грандиозными извержениями, всегда составлял те самые, примерные пятьсот лет. А современные технологии, в заданных условиях именно этой планеты, позволяли и вовсе их предотвратить.

Так что следующее, что мне было показано, это приземление на планету специалистов и разбивка первого поселка, а потом садов и полей.

Сам Александр тоже был среди этих людей и его личные съемки отчасти разнообразили однотипные и безэмоциональные видеоотчеты ответственных служб.

Потом ускоренные съемки со стационарных камер и вот передо мной уже целое поселение пока еще временных… как утверждалось за кадром, а по мне так очень даже капитальных… построек. Деревья в садах, стимулированные ускорителем роста, уже вытянулись метра на два, дороги соединяют поля, а в рудниках началась добыча полезных ископаемых. А по времени, с момента прибытия прошло месяца два.

Сам я, тем временем, приноровился к этим съемкам на поверхности, на которых глазам не мешали, ни стены, ни потолок. Привык к картинкам с летательных аппаратов и уже не держался за стол в боязни снова сползти под кресло, как только камера взмывала вверх.

Но, несмотря на демонстрацию благополучия, в голосе Александра постоянно чувствовалось напряжение, не давая забыть мне, что что-то скоро должно произойти.

Потом вдруг движение картинок с экрана пропало и по центральной полосе опять побежал просто текст:

«Мой друг, я, наверное, утомил Вас описаниями наших, как тогда казалось, достижений, но я не смог, уж извините, отказать себе в подборе счастливых кадров тех дней.

Но

Вы, думаю, уже догадались, что у нас ничего тогда не сложилось. Почему? Я до сих пор задаюсь этим вопросом. Но все же склоняюсь к тому, что виной всему человеческий фактор.

Новая «живая» планета нужна была, как никогда, всем. Возможно, в тот момент даже не как новая житница и просторный дом, а как знамение, что вот — свершилось, и светлая эра для человечества настала. И слишком поспешили, не проработав досконально вопрос, или просто выдали желаемое за действительное.

Впрочем, насколько знаю, правила не были нарушены. И срезы почвы, позволяющие максимально точно составить шкалу вулканической активности, были сделаны в достаточном количестве. А просчет возможных ситуационных вариантов прошел в штатном режиме и при должной ответственности.

Как считал главный сейсмолог экспедиции, господин Розаноф, не учли одного, что именно пробные шурфы наших предшественников могли спровоцировать запуск нового извержения.

Не знаю, я не специалист. Я могу только констатировать ситуацию, сложившуюся к третьему месяцу пребывания на Надежде, по факту.

Уповать на технологию, по которой собирались предотвратить следующие извержения, не приходилось. Для реализации нужен был не один десяток лет, которых теперь у нас не было. Розаноф давал на решение проблемы не более пяти.

Вернуться на Землю мы тоже не могли — запустить вновь такое количество камер анабиоза было невозможно. А к моменту, как стало известно об угрозе извержения, треть всех поселенцев уже вовсю работала на планете, а остальные камеры находились в режиме стандартного выхода, который длился полтора месяцев и обратный процесс на полпути не предусматривал.

По данным компов медзоны в состоянии полного покоя находилось лишь порядка десяти тысяч камер, в которых находились дети и женщины творческих профессий.

Основной же модуль корабля, который мог обеспечить пусть долгий, но все же перелет без анабиозного сна, способен был вместить еще десять тысяч человек максимум.

Да, мой друг, на тот момент нам казалось, что выхода не было — мы погибнем все здесь, на планете, которая, несмотря на свое имя, надежды нам не оставляла.

Но программа просчета ситуаций была запущена, впрочем, как и требовалось по инструкции в таких случаях.

И, неделю спустя, нам был выдан результат ее работы: единственная возможность уцелеть всем, это построить город под горным массивом и уйти туда жить на ближайшие сотни полторы лет".

— Вот, теперь ясно, как праотцы оказались здесь, — неожиданно раздался надо мной голос Паленого, я аж подскочил.

Сколько он тут уже стоял, долго ли слушал — фиг знает его…